Если достаточно одной фуражки, которая на что-то там «похожа», чтобы клеветать на «Великую Россию», то насколько же справедлива эта критика? От Татьяны Мироновой приписывание нам измены вряд ли обусловлено только незнанием (хотя оно здесь тоже присутствует). Я здесь вижу клановый интерес и попытку расчистить сыну тот путь, который родители не смогли пройти сами. И тут родительская любовь оказывается слепа: она не видит полной неготовности Ивана Миронова к лидерству, его незнание русского мировоззрения, его двуличности и грубости, которые в политике ценятся только как «расходный материал». Вот этой своей ослепленностью, Борис и Татьяна Мироновы готовят своему сыну роль не лидера, а приживала у русофобской власти.

Тут никак не обойти смехотворную ситуацию, возникшую от погруженности в свою «химеру», которая заставила Татьяну Миронову приписать нам не только «эсэсовскую» форму, но и исполнение нашими сторонниками, пришедшими на акцию с волынкой, гимна Люфтваффе. Конечно, Татьяна Миронова – филолог, а не музыкант, и имеет право на ошибку. Но в таком случае ошибка была почти что преднамеренной, поскольку использована для создания мифа о нашей организации (ведь я специалист в этом, как заметила Татьяна Миронова), точнее – контр-мифа. Образ нашей партии клан Мироновых хочет представить так, чтобы мы превратились в маргиналов, а для этого одной фуражки мало. Вот и появляется басня про гимн Люфтваффе, который, разумеется, никто не исполнял. И те, кто компетентен в этом вопроса, прослушав записи, сообщили мне об этом. Как и о том, что на волынке гимн Люфтваффе исполнить практически невозможно. Сам же я слышал, как на волынке исполнялась «Катюша» - что несовместимое с Люфтваффе. Таким образом, «личная химера» переходит в ложь.

На судилище Александр Белов не стал высказываться по нашему адресу, но вполне отчетливо выразил свою позицию: альянс с либералами и уступка лидерства Ивану Миронову. Прогноз такой: упадет цена на нефть, начнутся протесты, и возникнут условия для «честных выборах», где националисты и должны показать себя и добиться поддержки при голосовании. А пока, мол, надо участвовать в либеральных мероприятиях. Все это уже знакомо. Что же касается навета на «Великую Россию», Белов высказался на этот счет за несколько дней до того – в интервью Ари.ру. Там после попыток уклониться от прямого ответа, в конце концов, было сказано: «клоунада», «людям кажется, что это не Третий Рейх, а подводный флот», «не колотить же их» и «внутренняя борьба очень серьезная». Далее было проведено сравнение моей позиции о роли РНЕ в событиях 1993 года, где эта роль была точно неприглядной, и теперешней формой «которая некоторым кажется формой, похожей на СС». Получается, что я либо должен поддержать марш РНЕ перед Белым Домом в 1993 с «зигами» и свастиками (а это значит: игнорировать очевидные поводы для оправдания «антифашизма», завалившего центр Москвы трупами), либо теперь обязан согласиться с тем, что форма нашего знаменосца что-то напоминает и посыпать голову пеплом. Коль скоро я посыпать голову пеплом не намерен, то мне надо приписать сознательную «дискредитацию русского движения». Мол, тогда-то «простые ребята из РНЕ» могли чего-то не понимать, а теперь все всё понимают. И «Великая Россия», якобы, пришли «не поддержать народный протест, а его испортить». Что-то мне говорит о том, что эти домыслы обсуждались между Александром Беловым и кланом Мироновых. По крайней мере, полное тождество с позицией Александра Белова проявилось в «аналитчиеской» форме Татьяной Мироновой, в грубой – Иваном Мироновым.

Мне осталось сказать, что некоторую лепту в осуждение «Великой России» внесли и нацдемы. Которые, впрочем, не призывали так уж прямо гнать нашу партию из колонн националистов и не называли меня кремлевским политтехнологом. На судилище поддержка грубым нападкам Ивана Миронова прозвучала в выступлении Натальи Холмогоровой, специализирующейся на правозащитной работе и весьма мягкой в своих высказываниях. По-женски обидчиво Холмогорова рассказала о своих частных разговорах при подготовке к шествию 12 июня разъездных машин для адвокатов – на случай задержаний участников акции. Было сказано, что «Великая Россия» поначалу отказалась действовать в пользу «чужих». Это была невинная ложь человека, который частную беседу перевел в общие выводы. Да, поначалу нам не удалось найти людей, которые готовы были бы развозить незнакомцев по городу. Но потом мы нашли таковых, и три машины находились в готовность. И Холмогорова это знала. Но изначальная обида так глубоко засела в нее, что она до сих пор думает, что для нас чужая беда – ничто. Разумеется, все это возникает от переоценки значимости собственной деятельности. В нашей партии общественная защита русских политзаключенных – одно из важных направлений работы. Только наша деятельность Наталье Холмогоровой не интересна. Она ее готова оценить только в том случае, если мы приобщимся к ее программам – хотя бы к сбору денег, которым она занимается постоянно.

Константин Крылов, вероятно, обиженный моими весьма мягкими и даже дружелюбными характеристиками в его адрес, причислившими его к кругу «заклятых друзей», сказал, что не стоит заниматься таким увлекательным делом, как обсуждение лично Савельева. Действительно, все это (судя по видеозаписи) походило на какое-то комсомольское собрание, и выглядело если не комично, то позорно. Тем не менее, Крылов не удержался, чтобы не сказать, что мои действия «принесли очень большой вред». Почему? Потому что Крылову позвонили из журнала «Эксперт» и спросили: «Это Ваша партия ходила в эсэсовских мундирах?» Вероятно, Крылов как-то очень плотно связан  этим изданием, коль скоро был потрясен подобным вопросом. Лукавство Константина выразилось в его утверждении, что он знал: «так и будет, несмотря на все заверения». А потому и принял решение отделить свою колонну. На самом деле он знал что-то другое. Потому что решение об отдельном шествии его партии и отказе от имперских флагов было принято до всяких публичных заявлений или непубличных обсуждений с чьей-либо стороны. И только после 29 мая, когда мы объявили, что от партийных знамен не отказываемся, и не намерены участвовать в митинге либералов, Крылов мог что-то предполагать. Но уж точно не знать. Что касается личного выпада против меня как «нашего фанатичного критика, который промолчит, а скорее всего не сможет», то его стоит пропустить. Да, мы не приемлем никакого сотрудничества с либералами, но в этом нет никакого «фанатизма» - один только политический прагматизм и политическая чистоплотность. Надо только отметить, что нацдемы вовсе не собираются ограничиваться сотрудничеством с либералами в области только лишь правозащиты. И это неоднократно выражено в их выступлениях.

К чести Владимира Тора, он заметил, что претензии за намеренное применение «нацистской стилистики» спутано с личными обидами за такие-то и такие публикации. И второе: приписывать отсутствующему не озвученную позицию – это «детский сад», а поиск внутреннего врага -  неплодотворное занятие. Что касается черной формы и волынок – то это, разумеется, к Третьему Рейху отношения не имеет, а «стилистическая нота», о которой говорил Владимир Тор, звучит все-таки не в реальности, а в воображении людей, чье сознание затронуто русофобской пропагандой в течение многих лет.

И последнее – критика от Егора Холмогорова, который на судилище не пришел, сославшись на головную боль. Вероятно, эта головная боль совместила в его сознании стилистику нашего шествия и картинку из воспоминаний его бабушки, за которой гонялся немецкий самолет, и едва ее не убил. Егор изобрел сомнительный термин «ССавельевцы» и повторил басню про «гимн Люфтваффе». Вот это тоже весьма интересный пассаж: «Но эстетика это еще четверть беды. Хуже то, что она сопровождается риторикой типа "Мы и есть настоящие националисты и мы за насилие против мигрантов и вообще чужих, мы за решительные меры, мы, фактически, за нелегальную деятельность и нарушение закона". И особенно подло когда это сопровождается жестом в сторону национал-демократов и других политических националистов: Давайте не будем лицемерить! На самом деле мы все за погромы!» И далее: «Либо Савельев продолжает нас топить, разыгрывая клоундау страшного нациста, как он уже пытался утопить нас с Крыловым на ТВ в марте, либо от него ясно отмежевываются».

«Стилистическая нота», вероятно, заглушила у Егора голос разума, и он решил со мной отчаянно поругаться в открытой переписке в «Живом Журнале». Может быть, когда голова встанет на место, фобии рассеются и дружелюбие вернется к аналитику, который через такую боль пытается стать политиком.