апельсины
Вдохновленные медитациями и Ass2Mouth сношениями члены демократического союза, сплетенные воедино битвой за справедливость прочитывают между строк сатирические юмористические анекдоты Константина Борового на сайте Константина Борового.

Огромный ржавый люк открылся медленно и бесшумно, почти величественно, как показалось Putinu. Пригнувшись, он шагнул в распахнутый зев, с явным трудом нащупал ногой неровную ступень и начал спускаться, тихо чертыхаясь в серо-коричневой полутьме, медленной и вязкой, словно скопление водорослей, потревоженных водолазом, Surkov и Medvedev неровно ступали впереди, иногда глухо отрывисто переговариваясь. Putin нервничал - его раздражала их манера по-дурацки дергать световыми пятнами фонарей, топать и сопеть. Он играл скулами и старался половчее попадать в стертые ступень, пытаясь скрыть настоящую причина раздражения --- клаустрофобию и страх потеряться в этих жутких катакомбах. Чуть ниже и выше охрана молча стучала ботинками и бряцала снаряжением. Лестница крутой спиралью уходила вглубь, вмуровывая идущих в почти осязаемо душный мрак. Время от времени снизу раздавались утробные тектонические звуки, словно сама земная кора противилась проникновению, заставляя руки Putina трястись, а кишечник вибрировать. Вскоре появился запах, мерзкая вонь, усиливающаяся с каждым оборотом лестницы, полная и отчетливая палитра запахов смерти: от нашпигованного животным страхом запаха бойни и свежей крови, до пыльной взвеси тлена. Вонь проникала сквозь прижатый к лицу платок, путалась в волосах и толкала в грудь. Putin зажмурился, стиснул зубы и лихорадочно пытался отвлечься. Да, апельсины это то, что нужно. Апельсины. Апельсины. Сочные, распыляют вокруг свербящие в носу капельки. Апельсины. И лимоны. Лимоны тоже. Внизу начинало светлеть. Слабый красноватый свет, заставлял глупо прыгать на стенах тени Surkova и Medvedeva. Вскоре звуки шагов перестали отдаваться бесконечным эхом --- внизу большое открытое пространство.

Охрана рефлекторно выстроилась кольцом вокруг Putina, Surkova и Medvedeva. когда они, покачиваясь, щурясь и хрустя занемевшими шеями, вышли на открытую площадку, слабо освещенную редкими и далекими красноватыми огнями. Сильные потоки воздуха создавали хаотично меняющиеся волны смрада, Putin почти научился различать оттенки и отдельные гнилостные нотки. Тошнота брыкнулась спазмом. Апельсины, черт. Вашу же мать.

Группа огляделась: во все стороны и вверх - титанические каменные своды, могучие уродливые колоннады, постепенно теряющиеся во тьме. Место, куда они вышли, оказалось балконом над бездной мрака, сбрызнутого редкими красными огнями, лес титанических колонн уходил вниз, в темноту. Гул и чудовищное рычание извергаясь откуда-то оттуда, медленно бродили по гигантскому пространству.

Surkov и Medvedev о чем-то тихо, но нервно спорили, тыча пальцами в путаные желтые куски бумаги с корявыми рисунками. Потом отошли к стене и долго ощупывали ее. Ну почему никто не взял респиратор, господи. Апельсины. Putin вздрогнул, когда кусок стены с резким грохотом провалился вовнутрь. Хотя этого следовало ожидать. Следовало. Чего угодно можно ожидать. За провалившейся частью оказалась ровная блестящая металлическая панель с кнопками и рычажками, возбужденные Surkov и Medvedev, достав новые бумажки, принялись ее близоруко осматривать.

Приготовьтесь, - объявил Medvedev. К чему?, - Putin не успел задать вопрос: Surkov нажал на что-то, балкон дернулся и медленно пополз вниз, обнажив на уходящей вверх каменной стене толстые металлические рельсы. Лифт, конечно.

Они спускались второй час. Стало невыносимо душно, и без того невероятная вонь все усиливалась. Мимо с приличной скоростью проползали тусклые огни всех оттенков красного и оранжевого, наматывая на кулак даже стальные нервы охраны.

Час сорок - лифт встал перед широким проходом, под каменными сводами, изрезанными причудливыми и отталкивающими письменами и символами.

Группу встречал худой человек в кожаном плаще, кожаных сапогах, высокой фуражке и чрезмерно маленьком пенсне. На его худом, испещренном оспинами лице застыла мина вечной тошноты. Он молча повернулся и пошел перед группой.

Через несколько минут стены раздвинулись и пришедшие оказались на небольшом уступе, стоящем на краю титанической круглой чаши. Ее противоположный край находился в пяти, а может десяти километрах, слишком было темно и слишком плохо видно. Увидев содержимое, Putin впал в ступор, и его, впервые за весь поход, обильно вырвало. Он со слезами и некоторым облегчением закашлялся, но все же заставил себя посмотреть с края. Чаша была заполнена океаном человеческих трупов, гнилых, изуродованных, сросшихся между собой в самых диких сочетаниях. Вся эта жуткая масса непрерывно двигалась, шипела, чавкала мясом, хрустела черепами. Иногда судорога гигантской волной пробегала от края до края и тогда раздавался тот чудовищный гулкий звук, заставлявший Putina цепенеть еще на спуске, а теперь буквально разрушающий его внутренности.

- Вам предстоить заполнить ее, Vladimir Vladimirovich, - неожиданно прервал молчание неприятным глухим голосом человек в пенсне, - Вы преемник. Вам понятно, что значит преемник?
Putin кивнул.
- Всего семь с половиной метров до края, до критической отметки. Иосиф Виссарионович сделал большое дело.
Putin снова кивнул.
- Жрец, - человек в пенсне указал пальцем на невесть откуда появившуюся четырехметровую человекообразную фигуру в балахоне серо-зеленого военного цвета, неподвижно стоявшую на самом краю чаши.

Человек в пенсне отвернулся, снял с себя плащ, сапоги, исподнее, странной походкой, будто прихрамывая на обе костлявые синюшные ноги, подошел к краю и, не замедляясь, упал вниз.

Жрец дернулся, тяжелым движением откинул капюшон, явив чудовищно диспропорциональную лысую серо-коричневую голову с болезненно искореженным носом в пол-лица, крохотными узко посаженными глазами со сшитыми веками и огромной нижней челюстью. Он направил лицо в потолок и, почти бесконечно вытягивая гласные, глубоким раскатистым басом запел: