Про силу художественного слова, фенечки и джинсы
Вот еще вспомнилось.

Когда ехал на электричке из Москвы, напротив села старушка-божий-одуванчик
интеллигентной, в общем, наружности. А у меня в руках был последний номер
Забриски Riderа (я не фанат, просто в доме Булгакова их бесплатно раздавали).
Старушка меня и спрашивает: на каком языке это написано?
Я отвечаю: на смеси, в общем, английского с нижегородским.
Она: До чего докатились!
Дальнейший диалог состоял из ее на меня наездов и моих попыток вежливо отвечать
и вообще как ни в чем ни бывало поддерживать разговор (ну, настроение
у меня такое было - интересно стало, чем все кончится). Короче, я про себя узнал,
что и выгляжу лет на 50 (это ей моя борода не понравилась),
и что феньки - это несерьезно (а на мне как раз была
http://www.livejournal.com/users/wjluzhin/3523.html ),
и что надо работать (а я уже несколько месяцев работу найти не могу),
а когда я упомянул, что ездил читать стихи и услышал в ответ:
да знаю я Ваши стихи! - не вытерпел и прочел. Точнее, заметил, что электричка -
вообще-то не место для стихов, но один стих все-таки прочту. И прочел

Credo

И ни царь, ни герой нам не даст избавленья от правды,
Что жжет наши сердца, ничего не давая в замен.
Мы уже превзошли свое странное, светлое завтра,
Мы прошли, как сквозь бледный туннель, череду перемен.

Наконец мы равны и свободны пред именем вечным.
Рядом с бывшею жертвой ждет участи бывший палач.
Мы сидим на обочине, мерзнем морозом нездешним,
Завернувшись в пропитанный черной слезою кумач.

Это больше не знамя, но только покров бескультурный
Над культурой народов, ушедших в свои небеса.
И теперь хорошо даже то, что на улицах шумных
Не найти никого, кто бы слышал еще голоса.

Кто бы верил не в древних богов, но хотя бы в Отчизну,
В свою Родину, ту, что как Слово началась с букваря,
По тому букварю мы уж справили черную тризну,
А Она не мертва, Она лишь подняла якоря.

И Аврора с прикола снята, и Варяг, и Потемкин,
На них воинство Неба парит, с ними дядька Исус,
И сквозь толщу небес греет нас, ободряет и ждет нас
Наш великий, могучий, небесный Советский Союз!


И что характерно: пока читал, глазки у нее были круглые,
как рублевая монетка, а потом всю дорогу не проронила ни слова
(так что я спокойно прочел половину означенного Riderа),
и только при выходе уважительно попрощалась и пожелала "всего хорошего".
Вот она, сила художественного слова!

Ситуацию слегка омрачали только некоторые пассажи из Riderа, например:

"В многолетних и яростных спорах о мерзости совка - с собственными или чужими перентами,
с любыми другими носителями чуждой идеологии - мне почему-то ни разу не пришло в голову
привести самый простой аргумент. С необъяснимым упорством совок не желал производить джинсы -
те, которые принимают форму твоего тела, выцветая в строгом соответствии с каждым его
изгибом, с каждой выпуклостью и впадиной. А ведь их еще можно вышить, разукрасить заплатами,
бусами, тесьмой, бахромой... Джины - не одежда, а метафизическая оболочка,
они кричат о твоей индивидуальности громче, чем иной раз можешь ты сам."

Очень не хотелось бы, чтобы эта бабулька (или кто-либо еще)
отождествила мои стихи с этим журналом или чем-либо подобным.