Entry tags:

К.Н.И.Г.А., дк, жариков, клипы, музыка, ободзинский, тексты, шестидесятники

Пустая луна ОБОДЗИНСКОГО -2 (продолжение)

Сергей Жариков
ПУСТАЯ ЛУНА ОБОДЗИНСКОГО. Часть 2
(о рубцах исчезнувшей советской субкультуры на лице главного её героя)



Социальная альтернатива ножу

Кабацко-филармоническая субкультура заявила о себе во весь рост во второй половине 50-х, когда часть рабочих столовок стало переоборудоваться под «уютные» кафе для творческой интеллигенции и иностранцев с названиями в псевдорусском стиле типа «Берёзка», «Ромашка» или «Звёздочка», – easy life после hardcore сталинской казармы. Но Фестиваль-57 неподецки раздвинул горизонты былым комсомольцам, и последние уже сами стали клонировать «лиры», «арфы» и «русалки». Внутри себя.

«Тот, кто кофе утром пьёт – целый день не устаёт», – призывали к новой культуре быта даже спичечные коробки. Речь, разумеется, шла не только о кофе... Каждая приличная общепитовская точка обязательно имела при себе молодёжный джаз-ансамбль с модными тогда саксофонами, от которых, правда, – снова цитируя газетные передовицы того времени, – «до ножа один шаг». Но ведь и обратно – тоже один. И кто-то – из тех, кто поумней – наверху это понял.

Комменты здесь

Именно здесь, в этих архитектурных «стекляшках», – превращённых уже позже, в застойные времена, в «пельменные» для бомжей, ряды которых всё чаще стали пополнять спивающиеся лабухи, – зародился советский музыкальный «запад». С высочайшего соизволения ихвысокоблагородий, разумеется. Разумеется, как социальная альтернатива «ножу». И, разумеется, после правильного ответа на вопрос: С кем вы, мастера эстрады? Со стилягами или многонациональным нашим совецким народом?

В фильме Рязанова-Галича «Дайте жалобную книгу» показана история перестройки ресторана под кафе: партийно-хозяйственная номенклатура себя «народом» никогда не считала, а потому посещала исключительно «классический» ресторан с цыганами, где можно «покушать». Но никогда не совалась в дешёвые кафе, где, что называется, просто «сидели». Однако их сексуальной обслуге – комсомолкам и комсомольцам – всё чаще хотелось «съесть» и «сесть» одновременно, – особенно после концертов «мастеров эстрады», куда уже стали проникать эти «душераздирающие» звуки новой молодёжной музыки в отформатированном, правда, «лирическом» виде.

После удачного обслуживания целой серии роскошных черноморских теплоходных блядок и участия в каком-то локальном музыкальном фестивале в Болгарии, – где Ободзинский получил грамоту за исполнение пряно-медитативной «Луны», написанной местным автором в традициях изысканного гармонического колорита cool с барочно-антифашистскими цитатами из Баха, пропущенного через знаменитый пафосный начёс тогдашней причёски Герберта фон Караяна (Валерий Владимирович в то время носил такую же – прим. ред.), – нашего героя стали потихоньку приобщать к Компромату власть имущих, и он становится Мастером Эстрады(тм). И это не просто повышение тарифной ставки за выступление, это возможность уже самому (ну, не самому, конечно, а под направляющим руководством вышестоящих товарищей) лить воду на уши населения, то есть транслировать правильные настроения.

Наиболее мощные «мастера эстрады» стали появляться, разумеется, на периферии (как времени, так и пространства) – в кавказских и закавказских областных и республиканских филармониях. То есть мастера эстрады выбрали из всего многонационального советского народа самый многонациональный и, тем самым, не попались на удочку мирового империализма. А в качестве компенсации – вот вам, получите – самые, что ни на есть «фирменные», самые, что ни на есть «модные» имена руководителей музыкально-идеологических подразделений Партии: «Мне предложили выбор, – вспоминал певец, – между оркестром Кролла и оркестром Лундстрема».

Именно в оркестре Олега Лундстрема Заслуженный артист Марийской АССР Валерий Ободзинский стал центровым. Неиллюзорно центровым. Да и остальные кобзоны-мулерманы тоже становятся в ряд «заслуженных артистов» если не отдельной само-по-себе-понтовой Лягушко-Квакушкинской автономной республики, то уж непременно гостеприимной маленькой страны «благодарного и трудолюбивого» Мышко-Норушкинского народа…

Вроде, как и хорошо: система вписывает артиста в свои ряды, артист пиарит систему – система активирует дискурс признания по отношению к. Вся жизнь впереди – надейся и жди. Однако настроение настроению рознь, и за Право Тиражировать Правильные Копии (П.Т.П.К.) обладателю Права Тиражировать Неопасные Заблуждения (П.Т.Н.З.) предстоит ещё долго рыть носом. Навеки замёрзшую землю. И повышать уровень. И особое внимание уделять занятиям по строевой подготовке. Короче, бороться.

И Ободзинский решил бороться. Солидные романтические «морские» вокализы («Я у моря рожден в краю, где ветра…») в манере популярного в то время испанского певца Рафаэля постепенно стали вытесняться молодежными ковырялками «под подъезд», только перебиравшимся тогда в репертуар ВИА – новых кумиров советской молодежи. «Что вам здесь надо со своими балалайками? – укоризненно напоминали лабухи «с дудками» молодым «электрогитаристам» с их постоянно отваливающимися шнурами. – Шли бы обратно голубей гонять!».

К слову сказать, «ковырялкой» прозвали тогда заводной полублатной «шейк» с блюзовым моторчиком, – состоящим из стандартного квинто-квартового квадрата с модуляциями в параллельную тональность в припеве (типичный пример: С dur - A min) или на тон выше в последнем куплете, – «подзаводя» который, еще недавно изучавшие контрабас, выпускники музыкальных училищ остервенело осваивали «электрическую» бас-гитару, нещадно «ковыряя» её медные струны пластмассовым медиатором – «дробя» доли и «вышибая» динамики самодельных звуковых колонок: сказать хотел – но не сумел…

Поскольку звукосниматели того времени имели явные провалы чувствительности даже в диапазоне обыкновенного телефона, а сами «басовки» редко строили в конце грифа, – открытая басовая нота всегда, что называется, «опаздывала», и музыкант, нервничая, постоянно пытался чуть раньше «выковырить» следующую, которая, как назло, всегда почему-то попадала в резонансные частоты либо динамиков (двудиффузорные 4А32 – ёпта!), либо самого звукоснимателя. Предсказуемость звучания инструментов, поэтому, была в прямой зависимости от простоты гармонии; серьёзные же лабухи, предпочитали «серьёзные» гармонии, но «про барабан с капустой», правда, как-то странно всегда помалкивали, – вы ещё не верите, что настоящий фанк мог быть придуман только у нас?

Ну, дык, включайте минусовку, и тишина в зале! Званием ©Главного Ковыряльщика конца 60-х награждается несравненный Адольф Сатановский – басист биг-бэнда В. Людвиковского – это его подсечки украшают «Восточную песню» и не только. Это его… ну и т.д. Действительно, до того лезгинок в кафе не исполняли. Зато теперь лабухи превратились в хедлайнеров всех без исключения республиканских государственных филармоний. Однако правильно сказал когда-то Ницше: «Долго будешь смотреть в бездну – и не заметишь, как бездна уже всматривается в тебя»...

Общественный статус требует социальной сатисфакции. Но и компетенция на самом деле ждёт того же.


Мелодии и ритмы сладкого уксуса

Популярность Ободзинского достигла апогея. Аншлаги, конная милиция и отменённые концерты по непонятной причине. Помню, как пришлось приобщаться к пролетарскому интернационализму, когда в Театре Эстрады, вместо анонсированного Ободзинского на сцену выбежали джигиты из азербайджанского ансамбля «Гая», и в зале в натуре потянуло шашлыком. Что ж, тоже неплохо. Но, как вы уже догадались, бабки отоварили одним только запахом, с мясом уже тогда в стране была напряжёнка.

Падал ли, как говорят, певец со сцены – своими глазами не видел, но явно что-то случилось: у главного кормильца привокзальных «писателей на рёбрах» стали появляться эпигоны.

Во главе «пластиночников», – то есть тех, кого не пускали в ящик, но гоняли иногда по радио, и на чьих хрупких шеях сидела жирная «Мелодия», – в первую очередь, надо отметить Олега Ухналёва, Юрия Антонова и других «шансонщиков», хотя само это слово появилось позже. Выглядело весьма забавно, но респектабельные телеистуканы начинали петь тоже «с чувством». И тупо «страдать» за народ, хотя сам «народ» в очередях за новой гибкой «лавстОрей» злорадно шептался: а, млять, под Ободзинского косят, сс’ки... Тем не менее, пластинку-гигант любимого певца, – а выпуск такой пластинки означал официальное признание властей (см. выше: «дискурс признания» – прим. ред.), – пришлось ждать довольно долго. Хотя, по справедливости сказать, не дольше обещанного коммунизма.

И опять не обошлось без скандала. К моменту первого поступления в продажу долгожданного диска поэт и продюсер Павел Леонидов эмигрировал из страны, а по законам того времени, не токмо имя предателя, но и всё, что насерил здесь неблагодарный, должно нещадно стираться из памяти поколений. Ленты размагничивали, а пластинки изымались из продажи. Вот и на этом диске несколько продюсерских дорожек попали в разряд идейно несовместимых с образом жизни советского человека, а потому были невозбранно засекречены, – и диск быстро исчез с прилавков.

На это же время приходятся и первые, – тиражируемые партийными дацзыбао, – официальные доносы, как на Ободзинского, так и на всю его корпорацию, будто выдающимся деятелям советской эстрады легко падать со сцены без временной потери работоспособности. И только лишь спустя пару лет активный стук доброжелателей с соответствующей жизненной позицией принёс свои плоды: диск был переиздан в стерео, но уже с новыми, лояльными власти дорожками на месте старых.

А как не стучать, если в стране запрещённых ритмов у народа хотели отнять самое святое, что у него есть, – его мелодию! Ну не его, конечно, а специально сочинённую Партией и Правительством на его же, народа благо против засилья вражеских голосов – пропагандирующих шейки, виски и так называемую свободу. Само слово мелодия, таким образом, становилось как бы символом советской Империи и географической мощи последней: чем больше пространство – тем больше баранов; чем протяжней и заунывней мелодия – тем мощнее «Говорит Москва» голосом собирательного левитана, и тем обширнее пастбище, на котором прямо на глазах у всей мировой общественности под работу всех радиостанций Советского Союза увеличивается наше советское Поголовие(тм).

Вот для таких баранов и существовала государственная звукозаписывающая(ся) фирма «Мелодия» – наше ващще, ништяк и зашибись. Непонятно, правда, из каких соображений, но под неусыпным взором Партии это ващще умудрилось тоже выстроить собственную Анальную Вертикаль(тм), где количество выделяемого винила было поставлено в прямо пропорциональную зависимость от общественного статуса «артиста»: письмо, миньон, гранд и гигант.

Музыкальным письмом в то время называли гибкую грампластинку, изготовленную из какой-то цветной плёнки, и градусом её выше стоял уже так называемый миньон – твёрдый дисок того же размера, что и письмо, но сделанный уже из настоящего винила. Дальше шёл гранд – пластиночка побольше, размером с той, что обычно делали на 78 оборотов – и, как говорится, ни то, ни сё, а потому формат просуществовал совсем недолго. Зато долго, регулярно и по-взрослому приходилось прогибаться любому музыканту, чтобы Страна и Народ снизошли до него Самым Большим Куском Винила (С.Б.К.В.) – того самого,  в конверте с цветочками на туалетной бумаге, пафосно названного гигантом. Эти одинаковые, практически без надписей конверты, в которые в советских галантереях заворачивали огромные пузыри с питьевым одеколоном, были фирменным стилем «Мелодии», настоящим её know how, – ведь гонораром были не какие-то там деньги и не признание так называемой «творческой индивидуальности», а Право На-Равных Бухать (П.Н-Р.Б.) со Средним Звеном Партии (С.З.П.).

Зато ващще славилось своим либеральным худсоветом. Тут всё понятно: план есть план, а на речах Брежнева далеко не уедешь. Тем не менее, «предателей» жестоко наказывали и с убытками не считались – на что только не пойдёшь ради процветания родного и любимого государства? Даже на то, что идеологический вред всегда было можно приобресть в «Доме звукозаписи» на ул. Горького рядом с магазином «Подарки». За свои кровные, как же ещё. Именно здесь и зачинались многие серьёзные музыкальные коллекции...

Случилось так, что одна-единственная «Восточная песня» за каких-то полторы минуты сделала знаменитым не только исполнителя, но и её композитора – Давида Фёдоровича Тухманова. Человеку иного поколения, Ободзинскому претила тухмановская «молодёжность», однако композитор настоял тогда на своём, и, как оказалось, игра стоила свеч. И этот сплав утончённой, но, казалось бы, устаревшей манеры певца с элементами бита, который гениальный Тухманов постоянно инкрустировал в вялую советскую песню, в начале 70-х по-настоящему воплотился в бессмертном ностальгическом шедевре Татьяны Сашко «Эти глаза напротив».

Открылась золотая жила, и надо сейчас же брать в руки кайло, но певца постоянно тянуло в 60-е: «…веришь – не веришь, но март за твоим окном...» Однако за окном стоял уже июнь, и песни героев тех лет, – несмотря на всю их прелесть и почти акварельную прозрачность красок, – время всё чаще оставляло на обочинах своих виртуальных шоссе, да и общая политика Партии и Правительства на искоренение культа приватности, который принесла с собой «оттепель», была уже чётко и ясно сформулирована куда более бойким репертуаром Вокально-Инструментальных ансамблей, находящихся уже под полным контролем ЦК ВЛКСМ. Официальные 70-е смело можно назвать годами ВИА: «Без забоя – нет запоя!» – скандировали тогда гордые собой трудящиеся.

Однако вкусы и музыкальные пристрастия Ободзинского сложились на десятилетие раньше. Публика перестала ценить в песнях аромат (fragrancy) и теплоту (предпочтительно тембральный point практикующего контрабасиста), и в своих симпатиях перешла на сторону прямого драйва электрогитар. «О чем плачут гитары» – суперхит того времени: одних только вариантов текста около 30-ти!

Будучи идеологической химерой 70-х, ВИА, тем не менее, приносили реальные бабки, размер которых был на порядок выше дохода обыкновенных «эстрадников». Вот почему логическим продолжением ВИА стал обыкновенный коммерческий формат для областных филармоний с финансовыми проблемами, когда сотни «молодёжных» вокально-инструментальных ансамблей с самыми разными названиями, но с одним и тем же репертуаром за месяц «латали» квартальный план одного субъекта территории и отправлялись затем «чесать» другой. Не мудрено, поэтому, что единственным постоянным участником такого «ансамбля» была главная его расчёска, то есть «художественный руководитель», который и получал значительно больше всех – практически ничего не делая.

Исключение из общего правила составляли родственники, любовницы, но чаще всего – любовники самой расчёски. И здесь вы снова будете смеяться, но, как правило, именно тогда тот или иной ВИА получал статус звучащего «оригинально», самобытного явления советской эстрады, когда отвечал на запрос не столько времени, сколько места: за продукт их «художественного творчества» бралась единица настроения крепкой мужской, а главное – настоящей дружбы, и здесь, надо отметить, весьма щепетильные в подобных вопросах, худсоветы ловили и отсекали любую фальшь.

Интересно, что с появлением «дворовых» ВИА, прирождённые аранжировщики, лабухи стали зарабатывать значительно больше, а вот публики на их концертах заметно поубавилось. И решающую роль в этом сыграл всё тот же комплекс «свободы безразличия», когда музыканты старшего поколения в собственном развитии пошли наперекор времени, понимая его линейно, как пространство эволюции. Они пошли за «музыкой», то есть – как им казалось – к более сложным и интересным, но всё же – клише своей юности. Именно пошли – это слово здесь ключевое. Сработал, так сказать, архетип «бродячего артиста», кочевника-номада, – кем они, собственно, и были на самом деле.

Увы, это была поистине смертельная ошибка их стратегии: утонуть в «безразличии» как раз именно тогда, когда система умоляюще напрашивалась и невозбранно выпрашивала улюлей! Кто ж, как не попса кричит «долой попсу!», и кто ж клянётся в верности системе в тот момент, когда она, голодная, подключилась питаться энергией собственного отрицания? – «Долго будешь смотреть в бездну»...

Лабухи… С завидной регулярностью, достойной, как им казалось, иного применения, они не замечали, - что, оборачивая ценности, Кронос требовал постоянного обновления, инициации, смерти старых конфигураций и рождения новых, конституциируемых посредством генераций поколений. Непонимание поколенческих инверсий, производимых маятником вечного возвращения, неумолимым своим раскачиванием превращающего старые клише в осколки, собственно, и стало главной причиной, подорвавшей веру лабухов в самих себя.

Их постоянная привычка внимательно смотреть сквозь синий туман обернулась изображением того, кто странным образом сам стал похож на обман: периодическая ревизия статуса свелась к простой ревизии компетенции, то есть к увеличению объёма спиртного, принятого до и во время работы. Их «дискурс» зазвучал октавой выше, артикуляция сбилась. А вот пение фальцетом – фирменная манера Ободзинского, – наоборот, благодаря заграничным стараниям Планта, Гиллана и Хенсли, покатило и у нас: смотри, например, фантастическую популярность в СССР попсового маргинала Лео Сейера.

_______________
Начало -----> ЗДЕСЬ
Окончание ---> ЗДЕСЬ

Комменты здесь
_________________
Группа ДК
СОДЕРЖАНИЕ - послушать и скачать
ЭКЗОТИКА-1991 - публицистика 90-х
Канал НОСТАЛЬГИЯ - посмотреть целиком
Группа ДК на www.youtube.com
Радио МАЯК - "Первый Отряд" - "Русский Рок"
НОВОЕ ИСКУССТВО (магазин) - приобрести: альбомы ДК
ДОМ КУЛЬТУРЫ (магазин) - приобрести: журнал АТАКА, etc
ЗЕРКАЛО-1: http://lj.rossia.org/users/zharikov/
ЗЕРКАЛО-2: http://zharikov.dreamwidth.org/