| 6:00p |
Самогон
Когда-то, очень давно, когда некоторых из вас даже не было еще на свете, у моей приятельницы Нади хранилась десятилитровая бутыль самогона. Ну не у нее, вернее, а у ее родителей. В чем, собственно, были, конечно, некоторые неудобства, но нам они не сильно мешали. Мы, выпив по обыкновению пива, традиционно текли к кладовке, где хранился этот чудесный артефакт. Представив, что пива в киосках после семи вечера уже не было, а водка стоила у таксистов 25 рублей, вы нас, думаю, не осудите.
Возмещать потери бутыли в те годы чем-нибудь кроме водопроводной воды было сложно, потому и доливала Надя до необходимого уровня, аккуратно отмеченного карандашиком, из-под крана. Ну и как-то в очередной раз, выпив с нами пива, Надя извлекла из кладовки самогон, карандашиком был отмечен уровень, стопочки наполнены... Мы отхлебнули и офигели:
- Надя! Что это?
Она легонько пригубила и наморщила лоб:
- Блин! Это пиздец! Градусов десять-то здесь есть?
Мы пожали плечами:
- Ну десять точно есть, а вот больше...
Выяснилось, что недавно она с компанией подружек слишком усердно пробовала самогон, и потом, по пьяни, его так же усердно разбавила. Выслушав печальную историю мы аккуратно слили содержимое стопок назад в бутыль, а Надя, убрав ее в кладовку, начала с ужасом ждать расплаты. Но расплата как-то не наступала, и Надя про нее почти позабыла. Ну вы понимаете – почти. Эта мысль все равно сидела гвоздем в затылке.
Настал день 8 Марта. Надя, уже договорившаяся, где и как будет его весело праздновать, стала радостно собираться. За покраской лица она хоть и слышала звонок в дверь, но совершенно не обратила на это внимания. А когда оделась, и вышла в прихожую за пальто, то увидела, что пришел ее дядя, и на столе, ожидая булькающей пока на плите картошечки, уже стоит пресловутая бутыль. Мама режет сало и соленые огурчики, и папа с дядей хищно потирают руки и получают по ним, когда тянутся к стопкам:
- Ждите закуски! – строго кричит мама, но, понятно, что ей весело. А вот Наде стало совсем не весело. Она быстренько, пока ее не увидели в «парадной форме», скрылась в комнате, переоделась, разложила свои институтские чертежи и изо всех сил погрузилась в науку. Ну или сделала вид – так как, понятно, было не до науки. Скандал будет в любом случае абсолютно грандиозный, но чертежами Надя хотела его хоть немного смягчить. Ну, и понятно, что уходить в преддверии такой грозы из дома вообще не логично – лучше дать разрядится родителям сразу, чем заставлять их нагнетать внутренне давление до ночи.
Дрожащими руками проводила Надя линию за линией, но родители почему-то не бежали в ее комнату, с ножами на изготовку и злобно матюгаясь. Кухня находилась весьма далеко, и потому было непонятно, доварилась ли там эта проклятая картошка или нет. И откупорено уже или…
Через полтора часа, устав ждать известий, Надя отправилась на кухню, якобы за водичкой. Рейсфедер, типа, прополоскать. Изобразив лицо ангела и походку страдающей от тяжелой науки феи, Надя вплыла на кухню. Дядя, увидев ее, вскочил, с грохотом опрокинув стул:
- Любимая племяшка!
Но кинулся не к ней в объятия, а последовал за мебелью. Папа, рискую разделить участь стула, брата все-таки поднял и к Наде подвел. Мама, тоже очень веселая, крикнула им:
- Я же говорила вам, очень злая самогонка, сильнее закусывать надо! – и промахнулась вилкой по огурчику.
Надя пропищала, внутренне перекрестившись:
- Я там так много начертила, вот, думаю, пойти прогуляться….
Но взрослым было не до нее. Самогон, и в самом деле, был очень злой. |