С раннего детства с изрядным недоверием относился к заявлениям разных людей, утверждавших что-нибудь такое: “Единственное, чего я никогда не смогу простить, – это предательство”, “Нет преступления хуже предательства” etc. Это часто произносилось с интонацией, с которой люди обычно врут. Вообще вся сценка выглядела лживой. Даже на бумаге.
Журналист. Скажите, имярек, чего Вы никогда в жизни не смогли бы простить другому человеку? (В сторону) Сам знаю, что тупой вопрос, но я не смог придумать, что спросить ещё, а пятьсот знаков – слишком мало для интервью. Сейчас этот баклан назовёт предательство, а уж потом я спрошу о грёбаных творческих планах.
Имярек. Предательства! (В сторону) Да, унылая тупая скотина, я знал эту загадку. Вообще, предательство – это что? А, ладно, пофиг…
Потом, когда впервые читал дантов “Ад”, я обратил внимание на такую вещь: в трёх пастях Люцифера принимали мучения один предатель Иисуса и целых два предателя Цезаря. То есть, представлены предательство господствующей идеологии и – дважды! – предательство государства, власти. И, опять же, предатели помещены в самый центр ада. Данте считает именно предательство страшнейшим из грехов. Подозрительно это всё, правда?
Дальше. В СССР и во многих других государствах модерна так называемая “измена Родине” считалась страшнейшим из преступлений и каралась смертной казнью. Общественное мнение в целом не возражало, т.к. тоже считало измену, предательство страшным преступлением. Согласитесь, сюрреалистично: я, человек, личность, предаю интересы государства, меня за это казнят, общество (в том случае, если не сомневается в моей измене) аплодирует. Дурдом.
Смотрите. Что такое предательство? Это когда человек действует не в интересах объекта A (которому обещал), а своих собственных или (реже) в интересах третьих лиц, противоречащих интересам A. Причём оговорка “которому обещал” присутствует не всегда. Есть институты, преданность интересам которых в модерне постулируется как врождённая обязанность: “Родина” (Господин), семья, традиция. Всё это сливается в кибелическом образе “Родины-матери”. То есть, грубо говоря, в модерне можно стать предателем, никому ничего не обещая. Каждый обязан блюсти некие чужие интересы как свои по факту рождения в юрисдикции владык этих интересов. Предательством в модерне является любой акт осознания собственных, отдельных интересов. Либо умирай за Кибелу-Рею, за Веру, Царя и Отечество, либо умри. Модерн – эпоха роёв. Рой не терпит индивидуального поведения. Корни концепции предательства именно здесь – во временной (тысячелетия – это тоже временно) необходимости жёсткого примата группы.
А что же с индивидуальным предательством? Когда не я предал “Родину”, а я предал тебя? А ничего. Строго говоря, никакого индивидуального предательства не бывает. Концепция предательства и наказания за него в сути своей есть примитивный грубый механизм обеспечения группового действия и, шире, безопасного общежития. Один и один – это тоже группа. Заключая некое соглашение, двое образуют группу. Семиомифическое поле “предательство” защищает её групповой интерес от индивидуальных интересов составляющих её членов. Презабавно: миф охраняет двоих от каждого из двоих. Иначе, концепция предательства хранит группу как высшую ценность, как нечто, во что можно войти, но из чего не положено выходить без потерь. Так было. Возможно, какое-то время так было необходимо.
Но теперь? Границы групп размыты, ценность государства сомнительна, разговоры о нерушимости групп настолько смешны, что их почти никто не ведёт. В разряд более или менее несомненных ценностей (слово “ценность” следует произносить без особого пафоса: мы говорим о ценности как о мере, как о способности иметь цену) попали мобильность, яркая индивидуальность, разнообразные права личности. Вообще концепт прав личности возвысился над концептом безусловной преданности групповым интересам. Ни одно заметное государство уже не осмеливается призывать умирать за Кибелу-Рею устами своих официальных наймитов. Да, оплачиваемые с чёрного хода маргинальные урапатриотические мурзилки отчасти делают это за него, но от вельмож вы этого уже почти не услышите, вельможи сегодня тоже говорят о свободах личности. Но свобода личности, друзья, противоречит концепции измены/предательства. Свободный не обязан хранить преданность, а следовательно не может быть и предателем. Это касается не только принятых ранее врождённых преданностей (”Родина”, семья, обычай), но и преданностей по обещанию. Обещание – всего лишь слова. Странно считать, что оно лишает свободного его свободы.
Предал – это обманул ожидания. Я предал Родину, корпорацию, семью, тебя, его, их, но можно ли меня за это осуждать, ведь я действовал так, как считал нужным? Я работал на свои интересы и свои желания, кто осудит меня за это? Я обманул ожидания? О, у меня были веские причины. Вдумайтесь, вы хотите меня осудить за то, что я соответствовал своим, а не вашим интересам. Своим, а не вашим. Осуждение за предательство – эгоизм слепцов, действующих по принципу “а нас-то за что?” Помните, что, осуждая меня, вы точно так же действуете не в моих интересах, как я действовал не в ваших. Понятно, что вам ваши ближе, ок. Мне же – о, не удивляйтесь, – ближе мои.
Есть известная история одной предательницы. Наверное, слышали о Тоньке-пулемётчице. Перескажу коротко. Девятнадцатилетняя медсестра во время Второй мировой войны попала в руки к немцам. Ей вручили пулемёт и велели расстреливать пленных советских солдат и партизан. Она и расстреливала. После войны вышла замуж, вела тихую спокойную жизнь. Её нашли аж в 1976 году и казнили. Вопрос – за что? Изменница она была? Ну, наверное. Но ведь, не будь её, тех пленных всё равно расстреляли бы. Она просто работала нажимательницей на спусковой крючок. Убивала, да. Но кто на войне не убивал? Война кончилась. Если бы эта женщина продолжала убивать, её наказание было бы оправданным – общество в этом случае просто защищалось бы. Но ведь нет, ничего такого не было. Была простая обывательница, которая когда-то совершила предательство. Просто чтобы как-то улучшить свои жизненные условия. Казалось бы, да и ладно! Но нет, государство не может не поддерживать концепт измены, ибо это один из удерживающих его стальных обручей. Прощаешь предпочтение личных интересов преданности интересам твоей группы – подталкиваешь группу к развалу.
Кто-то, возможно, напомнит о такой разновидности измены как нарушение воинской присяги. И сразу отправится в сад. Потому что воинская присяга – это, как и любое обещание, просто такие слова. Я уж не говорю о присяге в государствах с обязательной военной службой – в них это не просто обещание, а обещание подневольное, сродни врождённым обязанностям. Рассматривать всерьёз такое обещание как ограничение свободы индивидуума – сущий позор. Это просто ритуал, тупой, глупый и отживший своё, как и тысячи других ритуалов. Меня призвали, в один из дней выгнали на плац и заставили прочитать какой-то смешной пафосный текст. О, мама, неужели этот факт дурного выразительного чтения по бумажке что-то изменил в моей жизни, связал меня какими-то невидимыми узами с бандой перераспределителей средств за процент, именующей себя Родиной? Вам не смешно? И не страшно?
Хранить верность слову, данному по доброй воле, во многих случаях хорошо, удобно для всех. Но если вдруг перестаёт быть удобно? Если я перестаю ощущать себя членом той группы, с которой связал себя обещанием? Если обещание начинает мне мешать? Тогда я предам. Изменю. Изменю поведение, сообразуясь с изменившимися условиями. Верность хороша, когда органична. Хранить её назло себе – глупо и вредно. Жить – значит меняться, а меняться – значит изменять. Мир сегодня меняется столь стремительно, что нормальный современный человек по определению изменник. Он всегда готов изменять и благосклонно принимать измены других.
Да, эмоционально это может быть неприятно. Ещё бы. Инстинкты, рефлексы, тысячелетия (напоминаю, тысячелетия – это временно!) тоталитарного супер-эго… Но прогресс в умении понимать друг друга, а следовательно в уходе от силовых методов решения проблем, в стремлении к уменьшению насилия и в увеличении комфортности бытия требует разрушения традиционного семиомифического поля “Предательство”. “Он предатель” должно сперва стать нейтральной, неотрицательной характеристикой, а после и вовсе исчезнуть, уступив место безъярлыкой констатации – “Он сделал то-то и то-то”.
Запись опубликована в блоге Записки Дениса ЯЦУТКО. Оригинал записи находится здесь.
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
