Вот уже несколько дней у меня всепоглощающая мечта – найти пособие для социальных работников, которые занимались перевоспитанием ромов в социалистической Чехословакии, нацеленное на убеждение идти и стерилизоваться. Я знаю точно, что такое пособие было, знаю, кто его подготовил, даже знаю, как оно выглядело – с картинками для дяденек и тетенек, с формулировками, относительно преодоления типичных страхов перед стерилизацией и т.д. Вот только не знаю пока, как его найти.
Мечтать – это прекрасно. Поэтому к человекам, которые мне эту мечту подарили, я чувствую благодарность – совершенно искреннюю. Это милая пожилая дама, которая проработала соцработником с середины 70-х и до 1991 года - момента, когда комиссии по перевоспитанию цыган были закрыты как органы, нарушающие права человека. Она-то и поделилась со мной своим опытом по ходу интервью. Я её не искала – она фактически сама хотела поговорить и весьма настойчиво предлагала мне встретиться. Тех, кто здесь занимается историей сегрегации ромов – не то что на пальцах руки, а на фалангах среднего пальца пересчитать можно. Так что теперь я не удивляюсь, что бывшие педагоги, соцработники и медсестры хотят пообщаться и рассказать о своем опыте работы с цыганами. Они ведь всю жизнь на это положили, а потом к ним пришли и сказали: «Вы бяки, вы все плохо делали, совершали преступления и вам должно быть стыдно». А им обидно, странно и стремно. И этот букет фрустраций никуда не девается – потому что общественное мнение остается инертным как аргон, но все таким же ураганно-ядовитым как Циклон Б, который до сих пор производится в городе Колин, совсем недалеко от места, где я и интервьюировала милую пожилую даму. Мы проговорили почти четыре часа – мне даже не пришлось исчерпывать весь набор раскруток, потребность в легитимизации своего прошлого была такой острой, что ее было не остановить. Разговор обычно начинается вопросом о случае, которым человек больше всего гордится, считает своим профессиональным достижением. И вот ее достижением была посадка мужа в тюрьму за систематическое избиение жены и детей – после чего 40-летняя мать 24 детей устроилась работать на завод уборщицей шпона и заработала себе на пенсию. Она договорилась с теткой, старшей дочкой и общественной безопасностью, что доча побежит в момент очередного запоя, а милиция его повяжет.
Тема того, что всё что делалось, делалось по закону и на основе научных разработок, было рефреном всего интервью. Каждый год соцработников по вопросу перевоспитания цыган учили психологи и психиатры. Им профилактировали выгорание (моя респондентка за 17 с лишним лет работы потеряла селезенку, желчный и пол-тонкого кишечника), но самое главное – их учили убеждать, как самих ромов, так и «своих людей». Одна из самых эффективных методик, по словам моей респондентки, состояла в том, чтобы сформировать у цыган чувство стыда за то, что они цыгане, чтобы в ответ на вопрос, что тебе больше всего мешает в жизни, получался один ответ: «я пока не белый»…
Я не спрашивала её ни про стерилизацию (показатели по которой составляли один из критериев отчетности регионов по социализации ромов), ни про аборты, на который ромки получали разрешение почти автоматически. Как мне показалось, с задорным видом, она сама меня спросила, почему я не интересуюсь вот этим самым скандальным вопросом, стерилизацией. И рассказала, что в 1976 г. Министерство социального развития выпустило то самое заветное пособие, которое им на очередном тренинге дали апробировать. Исполнительность, свойственная милой даме, явно возобладала над всеми опасениями, и она приступила к обкатке пособия. Причем не только с тетками, но и дядьками – пока к ней не пришли с обещанием набить морду их жены… По её словам, она убедила только одну тетку, которая родила 10 детей, пойти на этот разумный шаг. По неумолимой статистике Минздрава с 1974 г. до 1987 г. показатель стерилизаций в этом регионе рос. Наверное, пособие и впрямь было чудодейственное. Кэти Карус, автор сногсшибательной книжки о травматичном опыте и том, как складываются его нарративы, считала, что голос травмы – это голос повреждения, раны, которая нанесена, но о которой невозможно получить исчерпывающее знание. Раздражающий сознание микс того, что мы знаем и не знаем, толкает в разные стороны. А знание, которое берется за что ни на есть самое профессиональное, как соломка. Только вот никак не удается упасть.