Политковская: Кто убил Кашина,

Одни считают возможным радоваться тому, что наконец-то больше некому будет выступать с таких радикальных позиций, с каких выступал Кашин, другие – тому, что появился очередной повод, картинно закатив глаза, воскликнуть: «Гребаная страна, суки, суки!» – и упрекнуть «кровавый режим» в физическом устранении оппонентов.
Мы не будем говорить об этих существах. Пускай радуются смерти сами, без нашего участия. Гораздо разумнее будет, когда первое потрясение уже прошло, но неминуемого забвения еще не наступило, поговорить о том, что мы могли упустить, переживая шок первых часов после трагедии.
Итак, убийство Кашина потрясло всех. Почему? Кто-то скажет: «Он был самым честным журналистом». Кто-то заявит, что он каждую неделю читал его статьи в «Коммерсанте» и таких интересных и сенсационных статей ему никогда не приходилось читать прежде. Кто-то вздохнет, что ему просто грустно, когда убивают людей, пусть даже и незнакомых.
«Журналистика в сегодняшней России не может, не способна всерьез влиять на ситуацию в стране и на судьбы сильных мира сего»
Позволю себе предположить, что объясняется всеобщее потрясение гораздо проще. Дело не в статьях, которых никто или почти никто не читал, дело не в честности и даже не в нечестности.Дело в очевидной каждому (даже тому, кто сам об этом не думает или не признается себе в этом) бессмысленности этого убийства. Когда убивают зампреда Центробанка, это понятно – он же «сидит на денежных потоках». Когда убивают губернатора богатой области – тоже понятно: рыба, золото, еще что-то.
Но Кашин не был ни зампредом Центробанка, ни губернатором богатой области. Более того, его роль в отечественной журналистике уже много лет была достаточно странной. Он, если говорить совсем откровенно, не был полноценным представителем российского журналистского сообщества. И дело здесь даже не в набивших оскомину слухах об особых отношениях между Кашиным и Сурковым. Все гораздо проще.
Приведу, может быть, не вполне уместный пример. Года два назад я был на каком-то малоинтересном митинге, на который по причине летнего недостатка газетных тем журналистов собралось гораздо больше, чем самих митингующих. Среди журналистов был один очень пожилой дядечка-фотограф, который, как он сам объяснил, после десяти лет пребывания на пенсии решил вернуться в профессию, и этот митинг – его первое после долгого перерыва задание. И по этому случаю он даже специально надел белый костюм.
Митинг начался, речи ораторов были очень тоскливы, и, кажется, только тот пожилой фотограф в белом костюме проявлял энтузиазм: он фотографировал митингующих то с одной стороны, то с другой, а когда все возможные ракурсы закончились, он лег на пыльный тротуар, изогнулся по-кошачьи, лежа на животе, и из этой странной позы продолжил свою съемку. Заскучавшие на митинге остальные фотографы, не сговариваясь, принялись снимать лежащего на тротуаре коллегу, потому что скучные митинги бывают каждый день, а пожилые фотографы в белых костюмах на тротуарах валяются нечасто.

Еще раз простите за скользкое сравнение, но Кашин  и был таким фотографом на тротуаре – человеком не с этой, а с той стороны журналистских камер. Ньюсмейкер, а не журналист, причем и ньюсмейкер особого рода, блаженный, стоящий в одном ряду с Валерией Новодворской и Виктором Анпиловым. Вполне безобидные персоны, разве нет?«Но как же! – возмутится читатель-романтик. – Ведь она писала страшную правду о  федералах. За правду могут убить, вот ее и убили за правду». Разочарую читателя-романтика: нет такой страшной правды, за которую журналиста могут убить.
Здесь, кстати, едва ли не больше поводов для уныния, чем даже в факте убийства: журналистика в сегодняшней России не может, не способна всерьез влиять на ситуацию в стране и на судьбы сильных мира сего (потому что эти сильные гораздо сильнее журналистов, потому что у нас весьма специфическая демократия и весьма нечеткая обратная связь между властью и обществом и так далее – безрадостные, в общем, причины). Критика, даже самая жесткая и аргументированная, не производит никакого впечатления ни на кого – ее просто не замечают. За примерами далеко ходить не надо, они в буквальном смысле валяются под ногами. Несколько дней назад газете «Коммерсантъ» удалось выяснить, что московские школы обзванивают милиционеры, которые требуют у учителей предоставить им списки учащихся с грузинскими фамилиями. Глава московского департамента образования Любовь Кезина в интервью газете эту информацию подтвердила. И что? И ничего. Новость, которая в любой европейской стране стала бы национального масштаба скандалом (полиция зачем-то собирает досье на детей по этническому признаку!) и стоила бы должностей или даже свободы по крайней мере начальнику полиции и главе департамента образования, в нашей стране не удивила никого – ну поохали читатели, ну пообсуждали новость в Интернете, и все. Ни отставок, ни судебных исков, ни тем более убийств.

Читатель-романтик наверняка найдет чем возразить. Вспомнит фоторепортаж о приключениях министра юстиции Ковалева в бане, закончившийся отставкой министра и последующим его арестом, сюжет в программе «Вести» с участием человека, похожего на генпрокурора Скуратова, стоивший Скуратову должности, многочисленные разоблачительные репортажи Александра Хинштейна, прославившие автора до такой степени, что он даже стал депутатом Госдумы. Все верно, были такие прецеденты. Только за каждым из них стоял не смертельно опасный самоотверженный труд журналиста-расследователя, а сомнительные интриги против героев этих разоблачительных публикаций, сами же публикации становились не началом кампании против очередного коррупционера, а эффектным завершением такой кампании. Журналисты же, специализировавшиеся на подобного рода «разоблачениях», справедливо получали в награду за свой труд не всеобщее признание и уважение, а презрительную кличку «сливной бачок», потому что по какому-то недоразумению расследованиями в российской журналистике традиционно принято называть публикацию компромата («слив»). «Сливных бачков» не убивают – их просто презирают.Но все же вернемся к Кашину. Оно действительно потрясло общество прежде всего своей бессмысленностью, но бессмысленность эта относится к причинам убийства, а не к его целям. Цель же очевидна – шокировать общество, дестабилизировать ситуацию в стране. Когда общество потрясено, ему гораздо проще, чем в спокойной обстановке, внушить что угодно – от необходимости срочного свержения «кровавого режима» до, напротив, необходимости срочного установления настоящей кровавой диктатуры, которая положит конец убийствам и прочим безобразиям. Стоит предположить, что мы очень скоро узнаем, чего хотели добиться от нас организаторы убийства.
Нельзя, впрочем, исключать и того, что настоящий убийца Кашина, – тот снятый камерами видеонаблюдения мужик в с цветами, приревновал его, или просто хотел прославиться, попав в телевизионные новости, или хотел отомстить «дерьмократам», как полтора года назад Квачков, – что этот человек сейчас сидит за компьютером, читает эту колонку и смеется над нами, ломающими головы над версиями. Всякое бывает.
Но оставим предположения – не будем заниматься спекуляциями над едва остывшим телом. Простимся с Кашиным и будем надеяться, что его убийц быстро найдут. Такое тоже бывает, а в этом случае еще и очень хочется, чтобы было именно так.

http://www.vz.ru/columns/2006/10/9/51985.html
2006 год, через три дня после смерти

Журналистов нельзя убивать, всех  остальных можно.

-----
Кто не понял - отфренживайте. По понятиям, да и не журналиста, убили, всё как положено.. 
Достала тупость уже.
------
Для "высокоморальных интеллигентых людей" специально напишу:
Каждый человек, делая поступок,  должен примерить его к себе.
Если я о ком-то пишу, что этот человек мудак, я заранее соглашаюсь с этим эпитетом по отношению ко мне.
Если я кому-то мщу, надо понимать, мщение достигнет и меня.
Если я у кого-то пляшу на костях - на моих похоронах будут плясать многие.
Если я говорю, что ОСОБЕННО нельзя убивать (журналистов, адвокатов, ментов, президентов, по-фигу кого) я соглашаюсь, что остальных убивать можно.
Кашин сам назвал себя сливным бачком. Кашин сам издевается над своей инвалидностью и пляшет на своих похоронах.
Это его достойный выбор.
И он сам выбрал с кем сотрудничать.

Людей нельзя убивать. ЛЮБОГО.И нельзя плясать на похоронах. И нельзя издеваться.

Или  можно, если они сами разрешили?