|
[Mar. 7th, 2020|03:20 am] |
Сегодня я видела много людей. Сначала было восьмое марта. Этого я всегда боюсь по старой памяти, и всякий раз оказывается, что (в нашей лаборатории, которая давно уже не функционирует как нечто целое) это абсолютно не страшно. Потому что никто не шутит про женщин и мужчин. В этот раз, например, вспоминали надписи в студенческих туалетах советских времен, очень поучительно. Героем многих сортирных поэм был Гога Борачинский, преподаватель математической кафедры. Считалось, что он любит ставить двойки, поэтому студенты посвящали ему стихи. Я его тоже застала. Он был очень близорук. В мое время у него уже начинался маразм. Он стал все чаще искать женского общества (вполне бескорыстно). На устном экзамене, например, преподавателю вручали (собранные со студентов заранее) зачетки тех, кого он должен экзаменовать. Гога Борачинский выхватывал взглядом расплывчатое пятно в дальнем ряду и просил: "Дайте мне вон это, розовое". Девушкам он не ставил двойки в мое время -- впрочем, у меня не было шанса это проверить. Студенты шутили с ним типичные студенческие шутки. Например, выписали ему (всей группой) ежемесячный журнал "Свиноводство", причем оформили двенадцать отдельных подписок на его имя. Кроме поэм, я узнала, что в Греции есть всенародный праздник -- день именин Георгия, потому что давно уже практически всех греков зовут Георгиями, что в Мюнхене есть Пивные Сады, а в Минске, по крайней мере, в те времена, когда метро было малонаселенным, пассажиры, стоявшие в вагоне у дверей, не желали отвечать на вопрос "вы выходите?" Не твое, мол, это собачье дело. Они не связывали этот вопрос с желанием самого пассажира выйти на следующей станции. Если им объяснить, удивлялись -- так обойди нас и выходи себе, кто тебя держит.
Потом я поехала домой и провела урок по скайпу. А потом поехала, наоборот, в Ирландский паб. Там происходила встреча моих молодых однокурсников, и я успела к концу. Хотя, вообще, им уже, пожалуй, за тридцать пять. Они отличные. У меня есть даже одна однокурсница, вот она зачем-то стала работать в Сбербанке. (Правда, Юра Ш. объяснял мне, что айтишникам там платят многие деньги, так что мало кто от этого удерживается. И на эти деньги купили будто бы много крутых людей из Яндекса, так что там, может быть, и не скучно.) Из прочих же разговоров я как-то с трудом поняла, что электроника внутри детектора / ускорителя из тех, какие могут работать в Церне, штучная и по факту невосстановима (по крайней мере, в РФ): дорого делать сотни микросхем по отдельности, а на поток производство не поставишь, потому что такое в больших количествах никому не нужно, и что вообще во всей этой околоэкспериментальной деятельности колоссальное количество проблем передачи информации, причем, не только в России. Что-то системное. Даже там, где нет проблем типа otkat, все равно есть вязкость среды, обусловленная, что ли, имитацией рыночности в нерыночном секторе. В их годы, однако, никто из-за этого не унывает, как-то оно всем смешно.
Ночью в центре Москва сверкает затейливыми гирляндами из лампочек и разноцветными фонарями, подсвеченная отовсюду со всех сторон. Прикольно, в общем-то, хотя не отпускает чувство, что кто-то забыл вынести елку. |
|
|