| |
[Jan. 25th, 2013|10:54 pm] |
Весьма поэтическая, в лучшем смысле слова, статья
Товарища У:
Прозрение пришло ближе к концу картины. В широкополой
шляпе и кожаном пальто, засунув руки в карманы, Заведующий
Отделом Очистки целеустремленно топал по грязному снегу,
направляясь к подвалу, в котором засела очередная
кошка. Вспомнился похожий эпизод из культового советского
фильма «Место встречи изменить нельзя». Вот так же
целеустремленно, в таких же чудесных шляпе и пальто, руки
в карманах, топал по грязному снегу, направляясь к
подвалу, в котором засела Кошка Черная, знаменитый
следователь МУРа Глеб Жеглов, блестяще сыгранный народным
любимцем Владимиром Высоцким.
И определяет он шариковщину так: "Шариковщина есть прежде
всего тотальная неспособность принятия каких-либо
принципов и авторитетов, духовных ли, светских ли,
моральных."
Это слишком благородная оптика, не знаю, осмысленно
ли смотреть в ней на Высоцкого (не люблю его, правда, надо
сказать, статья тов. У даже как-то в этом поколебала) --
но насчет Шарикова, актуальнее кажется другое.
Тотальную неспособность etc. можно ведь в себе и воспитать --
тогда получится сверхчеловек, а он не похож на Шарикова,
потому что иначе владеет речью.
Шарикову нужно общество. Ему нужна власть в нем или
авторитет, внимание. Шариков -- манипулятор; не то чтобы
он был способен испытывать чувства (это ведь вообще
материя тонкая), но он идет на интеракции, эмулирует
эмоции, ищет подход. Возможность вступать в коммуникации
для него является ключевой, он ведь по происхождению
подделка, отражение, и ему нужны зеркала. Он хочет
быть если не альфой, то хотя бы бетой, лейтенантом,
и ему нужны подчиненные. Он старается употреблять
повелительное наклонение у глаголов, когда может, в
нехитром расчете, что это сработает само.
А для сверхчеловека возможность вступать в интеракции
ключевой не является. |
|
|