|
[Jun. 21st, 2017|02:57 am] |
В овощной лавке. Входят мама с девочкой, очевидно, знакомые продавщицы. Продавщица спрашивает, как дела. Мама отвечает, слушаю где-то с середины:
-- Вот я ей всегда говорю: цени то, что люди тебе подарили! Подарок -- это внимание, это силы других людей. Такие красивые босоножки! Видите, в чем она сейчас ходит?
Девочка ходит в каких-то бело-розовых немного запыленных сандаликах, не новых. Ей года четыре, она очень маленькая.
-- А я ей говорила! -- продолжает мама. -- Не бери с собой в сад! Не уследишь, потеряешь! И что вы думаете? Не послушала меня, взяля в сад, и сейчас одной босоножки нет!
Девочка молчит.
-- А ей хоть бы что! -- настаивает мама.
-- Это неправда, -- отвечает девочка и начинает плакать.
-- Не плачь, -- продавщица садится на корточки и обнимает девочку. -- Завтра пойдешь в сад, найдется босоножка!
-- Не найдется, -- уверенно говорит мама. -- Эту босоножку уборщица уже засосала в пылесос.
Девочка рыдает в голос.
Продавщица улыбается, взвешивает лук и укроп, опять садится к девочке и ей говорит:
-- Я тебе вот что скажу. Завтра ты придешь к воспитательнице, возьмешь ее за руку и скажешь, что обязательно надо найти босоножку. Объясни ей, что надо открыть пылесос. Да если хочешь, я с тобой вместе пойду. Ты найдешь босоножку и покажешь маме, что ты ее любишь. Договорились? Хорошо?
Девочка перестает плакать. Она неуверенно кивает, говорит:
-- Хорошо!
-- Да нет уже босоножки, все, выбросили ее в мусор, -- говорит мама.
Девочка плачет. Продавщица делает движение к ней.
-- Ничего, -- говорит мама, -- пусть поплачет. Пусть с детства привыкает ценить вещи.
Вдруг девочка подходит к продавщице и спрашивает:
-- А вы правда пойдете со мной завтра в сад?
Продавщица думает. Отвечает:
-- Если зайдешь за мной завтра с утра -- пойду. Ковры все подниму, все там вымою, найдем твою босоножку!
Девочка улыбается. Мама тоже улыбается вежливо, берет девочку за руку и уходит.
Продавщица смеется и говорит, в этот раз немного с положенным ей "кавказским" акцентом:
-- А я вот так не умею, с детства ценить вещи, плюнула бы на любую вещь, лишь бы ребенок не плакал. Купила старшему айфон, он его на другой день приложил об асфальт, стекло треснуло -- ну и подумаешь, ладно, пошла, починила.
(Я уже знаю, что старшему сыну продавщицы 11, он недавно отравился тортом -- убивалась, сама была совершенно зеленого цвета -- никогда, говорила, не покупала им ничего такого, сама все готовлю, но тут вдруг попросил! Младшие отказались, а он съел много. Пыталась сама отпоить регидроном, через полтора дня вызвала скорую, несколько дней было совсем плохо, но вот сейчас пошло на поправку, оттого и веселая. Видеться не давали -- инфекционка. Звонили только через каждые три часа, но с сыном и по телефону говорить нельзя было. Муж тоже не встает с постели не первый год, в аварию попал неудачно.)
Мы прощаемся, выходим. Машка мне говорит:
-- Я не понимаю, как ты можешь смеяться, когда видишь такое.
-- Смех, -- говорю, -- Машка, ближе всего к агрессии, на него и переключиться проще.
-- А, -- говорит Машка.
Я представляю себе, как разношу огнеметом маму девочки в кровавые клочья, переживаю, что девочка не обрадуется, и совершенно не знаю, что думает Машка. Пытаюсь еще ей объяснить, что, может быть, у мамы девочки очень мало денег, и крошечные босоножки здорово важная часть бюджета -- есть о чем переживать. Сейчас у очень многих так. Но все равно перезаряжаю огнемет. |
|
|