| рассказ "Двухглазый совок" |
[Oct. 4th, 2008|05:38 pm] |
Сережа Шаргунов пишет:
[...]я расскажу, как был малолетним врагом СССР. И готовил вооруженное восстание. Был таким, потому что воспитали антисоветчики. Я же – сын священника.
Читать я научился раньше, чем писать. Брал душистые книги, книги без обложек, с тканными обложками без заглавий, в домашних, доморощенных переплетах, открывал, видел загадочно-мутные черно-белые картинки, переписывал буквы. Иная буква изгибалась, как огонек свечи. Плохой ксерокс. Книги влекли своей запретностью. Жития святых, убитых большевиками, собранные в Америке монахиней Таисией. Постепенно я начал понимать, что переписываю, научился читать.
В то время в Киеве арестовали мужа знакомой нашей семьи Ирины. Она приходила к нам с дочкой Ксенией. Серенькая, пугливая, зашуганная девочка. С большими серьезными глазами, в которых будто дрожали какие-то лекарственные капли. Ее папу посадили за книгу. Он барабанил на печатной машинке, и якобы, прослушивая квартиру через телефон, выяснили, что он за работой, и пришли с обыском, на этот звон клавиш.
В шесть лет я тоже принялся за книгу. Не потому что хотел отправиться за решетку, просто запретность манила. Я нарисовал разных священников, и монахов, и архиереев, пострадавших за времена советской власти. Эту книгу с неумелыми детскими каракулями и бородатыми лицами в колпаках клобуков, у меня изъяли родители. Я длинную тетрадь не хотел им отдавать, прятал в пододеяльник, но они ее нашли, и унесли. И с кухни долетел запах жженной бумаги. Они опасались.
Но я продолжал рисовать и писать протестные памфлеты и запретные жития. А однажды, заигравшись в страх, решил уничтожить горку только что нарисованного и исписанного, это была репетиция на случай, если в квартиру начнет ломиться обыск. Я придумал – не жечь, а затопить листы. Сгреб их и уложил в игрушечную ванночку, и залил водой, и краска расплылась, и запретное стало цветной бумажной кашей.
Зато мой дядя делал карьеру в системе. Дядя приезжал к нам раз в полгода из Свердловска, где он работал в Обкоме.
Дядя был эталонным советским человеком. Гагарин-стайл. Загляденье. Подтянутый, бодрый, приветливый, с подтянутым, всегда готовым к улыбке лицом. Улыбка мужественная и широкая. На голове черный чуб, на щеках ямочки, в глазах шампанский блеск. У него был красивый, оптимистичный голос. Дядя Гена помнил наизусть всю советскую эстраду, и мог удачно ее напевать. Когда он приезжал, то распространял запах одеколона, ужинал, они с отцом пропускали несколько рюмашек, дядя облачался в махровый красный халат, затемно вставал, делал полчаса гимнастику, брился и фыркал под водой, и уходил в костюме, собранный и элегантный, на весь день по чиновным делам.
Но как-то он приехал, без улыбок, сухо. Сбросил пальто на диван в прихожей. Тапки не надел, прошлепал в носках. Сел на кухне бочком, зажатый. Даже мне не привез гостинца, а раньше дарил весомую еловую шишку с вкусными орешками.
- Брат, ты меня убил… - Голос дяди дрогнул, и стал пугающе нежнее. – Ты сломал мою карьеру. Я не мог об этом говорить по телефону. Теперь победил Стручков. А у меня все шло, как по маслу. Ельцин меня вызвал. Говорит: «Это твой брат священник? Это как так? Как?». И ногами на меня затопал.
Дядя схватил рюмку, повертел, глянул внутрь, нервно спросил, словно о самом главном:
- Чего не разливаешь?
- Кто такой Ельцин? – спросил папа.
- Мой начальник, ты забыл? - Дядя шумно втянул воздух, откупорил прозрачную бутылку, наполнил рюмку. – Тебе моя жизнь по барабану? Он, знаешь, скольких живьем ел. Воропаев у нас был. Птухина до инфаркта допилил. Ельцин – это глыба! О нем ты еще услышишь! Он не посмотрит… Ты ему палец в рот… Он Козлова Петра Никаноровича в день рождения заколол. Поздравил увольнением, а, каково? - Не договорив, дядя с решимостью суицидника опрокинул рюмку полностью в себя, тотчас вскочил, и заходил по кухне.
Заговорила мама, рассудительно:
- Геннадий, садитесь, ну что вы так переживаете. А вам не кажется, что все это как-то несерьезно в масштабе жизни: Козлов, Птухин, кого вы еще называли? Сучков, да? Елькин…
- Не Елькин, а Ельцин! Не Сучков, а Стручков! – Дядя топнул носком по линолеуму. – Это аппарат! Это власть! Это судьба ваша и моя, и всех! Зачем ты попом стал? Ни себе, ни людям… И сам сохнешь, и родне жизни нет!
Потом я сидел в другой комнате, и слышал доносившиеся раскаты кухонной разборки [...]
Полностью: Сайт Сергея Шаргунова
PS
Насколько я помню, лидером НБП в Екатеринбурге был одно время некто Олег Г. Шаргунов - скорее всего, двоюродный брат Сергея. |
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/imported-profile.gif){kind=small}