| дрезденский сослуживец Путина о КГБ и евреях |
[Nov. 22nd, 2009|04:17 pm] |
(текст интересен главным образом своим автором.
Владимир Усольцев - псевдоним, версии его настоящей фамилии таковы: Гортанов, Артаманов, Левинтов)
Владимир Усольцев
Губительный симбиоз
(КГБ и евреи)
Я не верю в Бога и не верю в богоизбранность. Да простят меня верующие, я не хочу их обидеть. Просто, моё неверие – это моё дело. Чья-то вера – это не моё дело. Пусть это похоже на бахвальство, но мне кажется, что я прекрасно понимаю верующих и их потребность в вере. То есть, я думаю, что я знаю о бытии чуть больше, чем верующие, и поэтому я не верю, но уважаю верующих. Я им даже завидую... Я завидую им, потому что знаю, как это прекрасно - верить. Да, я тоже был верующим и верил я ... в коммунизм. Но я утратил свою веру, а новую не приобрёл.
Но это всё так – к слову. А слово моё именно о богоизбранном народе – об особо уважаемых мною в силу капризов моей судьбы евреях. Не о всех евреях, разбросанных по белому свету, а о тех, кто оказались моими соотечественниками – советскими гражданами.
Мне повезло с местом учёбы. Томск, Томский университет были в шестидесятые годы, наверное, самым поразительным местом, где еврейский вопрос, в СССР всегда актуальный, или вовсе не существовал, или был незаметен. Бытовой антисемитизм, с которым я сталкивался в детстве в своём совхозе – отбывавший у нас ссылку старик Янковский, впоследствии почётный гражданин города Киева, дружно презирался, к моему недоумению, преимущественно украинским населением совхоза – в Томске как-то забылся, и мне долго казалось, что антисемитизма в природе просто не существует. Я и со словом-то этим впервые встретился лишь в зрелом возрасте. И самые уважаемые мною люди в Томске были сплошь евреи. Игорь Кофман, погибший, спасая друга, был вообще мой кумир – вечная ему память. И только в Томске, наверное, мог выйти на похороны геройски погибшего дружинника Сергея Вицмана едва ли не весь город.
Тем большим было моё изумление, что КГБ, куда я в 1974 году попал на службу по причине своей святой веры в коммунизм и вдавленного в меня тоннами книг советского патриотизма, едва ли не главным своим противником считает евреев. Я едва не загубил себе жизнь, собираясь тут же восстать и разоблачить «вредительство» руководства Красноярского УКГБ, нарушающего фундаментальные установки нашего святого учения об интернационализме. Спас меня от этой святоглупости мой однокашник Василий, на три года раньше призванный на службу и сидевший как раз на так называемой еврейской линии. Помогло ему убедить меня в отсутствии отклонений от курса марксизма-ленинизма и пролетарского интернационализма напоминание о существовании агрессивного Израиля, верного пособника американского империализма. Успокоило меня также и то, что помимо еврейской линии существуют китайская, корейская и немецкая линии. Короче, я быстро понял, что враг хитёр и коварен, поэтому и мы должны быть начеку.
Оперативная работа КГБ строилась по линейно-объектовому принципу. Были объекты оперативного обслуживания - ну, это понятно: крупные предприятия и учреждения. Были и так называемые линии оперативной работы, охватывающие определённую категорию граждан, выделенную по какому-нибудь признаку: национальность (в Красноярском крае - евреи, немцы, китайцы, корейцы) или профессия (научно-техническая интеллигенция, например). Отдельной линией была работа по советским туристам, выезжающих в логово противника, начинающееся сразу же за границами СССР.
Если китайцы и корейцы, тихо колупающиеся на своих огородах, а также немцы, проживающие преимущественно на селе, особых хлопот КГБ не доставляли, то евреи выделялись среди осчастливленных отдельными линиями национальностей, как огромная шишка на ровном месте. Они выделялись уровнем образования, почти поголовным проживанием в городах и, прежде всего, в самом Красноярске. Уже это делало евреев чем-то особенным. Но помимо этого, над евреями довлело особое чекистское пристрастие, которое даже необразованного еврея из деревни (таких в те годы уже не было, но это всего лишь пример) делало бы намного интереснее с точки зрения любого оперработника, чем, к примеру, кореец с высшим образованием на радиозаводе в Красноярске.
Для оперов-объектовиков наличие на объекте евреев представляло собой самый существенный элемент так называемой оперативной обстановки. Если есть на объекте евреи, то оперработник всегда имел, чем заняться.
Любопытна разница в оценках работы правоохранительных органов – милиции и КГБ. В милиции хорошим являлось подразделение, в сфере компетенции которого меньше всего совершалось преступлений. Поэтому милиция стремилась всеми правдами и неправдами не замечать их. В КГБ же наоборот: чем больше в производстве подразделений КГБ дел оперативного учёта и оперативных сигналов, тем лучшей считалась их работа.
Завести на еврея оперативную подборку и зарегистрировать оперативный сигнал никаких особых проблем не составляло: еврей всегда подозрителен только лишь, потому что он еврей. А много сигналов – хороший опер. Мне кажется, что из-за такого благотворного влияния евреев на перспективы поощрений сотрудников территориальных органов КГБ евреи всегда оказывались среди сотрудников самых режимных предприятий, несмотря на строгие инструкции евреев к секретам не пущать. Я не знаю точно, какой процент составляли евреи среди объектов дел оперучёта, над которыми трудились контрразведчики КГБ, но осмелюсь предположить, что было их не менее половины.
* * *
Самым острым оружием чекиста считается ... шило для протыкания стопок документов при сшивании дел. Эта шутка рождена в среде оперов в связи с набившим оскомину штампом, очень популярным у руководящего состава: самое острое чекистское оружие – это агентура. Агент и в самом деле – самое древнее и самое незаменимое специфическое боевое средство. Потому-то каждый опер обязан постоянно совершенствовать свой агентурный аппарат, вербуя новых агентов. В этом деле КГБ здорово страдал формализмом. Каждый опер был обязан каждый год провести хотя бы одну вербовку, нужна она или нет. Потому-то каждый опер постоянно осматривался, кого бы завербовать. Завербовать советского гражданина в семидесятые годы было относительно простым делом. Гораздо сложнее было убедить начальство вербовку санкционировать. Оперу предстояло доказать, что найденный им кандидат на вербовку будет полезным в оперативной работе. Проще всего это было доказать, если такой кандидат – еврей.
В этом нет ничего удивительного. Наоборот, это очень логично. Кто может помочь разобраться, что на уме у подозрительного объекта дела оперативной проверки (ДОП), еврея по национальности, как не другой еврей. Так и получается, что многие оперработники львиную долю своего рабочего времени тратят на работу по евреям, на евреев же и опираясь. Здесь вполушутку-вполусерьёз можно усматривать некоторый симбиоз евреев и КГБ, причём КГБ выступает в роли паразита, живущего за счёт того, что живут евреи.
Оперативная обстановка на некоторых объектах оперативного обслуживания порой выглядела комично: половина существенных элементов её, то бишь имеющихся евреев проходила по действующим или закрытым и сданным в архив делам оперучёта и оперсигналам, а вторая половина таких же существенных элементов обеспечивала догляд за той первой половиной. Все евреи объекта оказывались при делах. На агентов ведь тоже ведутся дела – личные. И если некто – агент, это вовсе не значит, что он не может уже оказаться объектом другого дела – ДОПа или даже ДОРа – дела оперативной разработки, то есть такого дела, которое заводится в случае доказанной преступной деятельности, и осталось только вскрыть её в полном объёме и подготовить открытые меры пресечения.
* * *
Между оперработниками и агентами в силу специфики их отношений нередко возникает особенная симпатия. Толкового оперработника, способного быть искренним и внушать уважение своими человеческими качествами, агент начинает любить. Психологический гнёт, испытываемый агентом, снимается на встречах с оперработником на конспиративных квартирах. Такие встречи становятся желанными, ибо они действуют, как успокаивающий наркотик. Такая идиллия возникает далеко не всегда, а только лишь в тех случаях, когда агент сознаёт, что ему придётся нести свой тайный крест до конца, ибо у него не хватает душевных сил, чтобы взбунтоваться и отказаться от сотрудничества. В семидесятые годы такой бунт был вполне возможен - каких-либо серьёзных санкций к такому бунтарю КГБ применить не мог. Не считать же серьёзным невозможность выехать в турпоездку или на конференцию за границу, или лишение пресловутой второй формы допуска к секретным документам и потерю работы на режимном предприятии. Более крупных неприятностней сорвавшемуся с крючка агенту КГБ в эти годы брежневского «послеобеденного сна Павна по Дебюсси» учинить не мог. Но инерция памяти от предыдущих десятилетий сидела в людях крепко, и страх перед местью КГБ был ещё сильный.
Любовь, однако, требует взаимности. И со стороны оперработников к агентам нередко возникало специфическое отношение, которое вполне можно назвать любовью. Хороший оперработник вкладывает душу в своих агентов (начальство нередко считает это изъяном, но я здесь с начальством не согласен), и такая отдача неизбежно приводит к возникновению этой специфической любви. Хоть и возникали такие чувства не у всех оперработников и не ко всем агентам, феномен этот существует.
Такое длинное предисловие, в котором до сих пор ещё не встретилось слово «еврей», оправдано тем, что чаще всего такая любовь возникала между оперработниками и агентами-евреями. Воистину, кругом одни евреи!
На мой взгляд, в этом тоже всё закономерно. Ощущая себя притесняемыми, евреи более активно сопротивлялись и чаще прочих и более энергично отказывались от контактов с КГБ. Но если уж они ставали на путь сотрудничества, то нередко сжигали за собой все мосты. Самые выдающиеся агенты КГБ – почти сплошь евреи. Наличие добросовестного агента-еврея в аппарате – большое благо для оперработника. И оперработники чаще всего не просто ценили таких агентов, но и испытывали к ним ту самую специфическую, не похожую ни на что любовь. Такой суперагент ведёт себя крайне осторожно, окружение не в состоянии его разоблачить, и такое состояние может длиться десятилетиями. Агент вживается в двойную жизнь, и она становится для него потребностью. И по выходу на пенсию и увольнении с объекта такой агент продолжает сотрудничество. Правда, такие агенты – редкость. Чтобы агент стал таким верным помощником КГБ, необходимо не всегда выполнимое условие: важно, чтобы все оперработники, с кем агенту приходится общаться, имели уважение к нему и готовы были его любить.
Опытный ас-агент с многолетним стажем в состоянии покорить своим обаянием любого оперработника. Здесь происходит занятный переворот – не оперработник влияет на агента, что предписано самим жанром оперативной деятельности, а наоборот – агент влияет на оперработника. Я знаком с одним сотрудником КГБ, проработавшим на еврейской линии более пяти лет (это не упоминавшийся выше Василий). Так этот опер стал отъявленным филосемитом. Вполне возможно, что нечто подобное происходило и с другими оперработниками, специализировавшимися на евреях.
* * *
Но не только в контрразведке используются агенты-евреи. Ещё большую роль играют они в разведке. Эмиграция в Израиль нанесла Советскому Союзу моральный ущерб (из хорошей страны таким валом не эмигрируют), который слегка компенсируется тем, что в потоке еврейских эмигрантов оказались и хорошо подготовленные агенты. Большинство из них, оказавшись за пределами СССР, на КГБ с облегчением чихали, и на том их двойная жизнь заканчивалась. Из оставшихся на связи агентов какая-то часть превратилась в двойников, повинившись перед спеслужбами своей новой родины. И какая-то часть осталась верной КГБ. Что стало с их мотивацией к сотрудничеству после развала СССР, судить не берусь. Скорее всего, все такие агенты оборвали связь, и СВР может испытывать некоторые трудности (у неё есть немало и других агентов-иностранцев). Но это – только голые спекуляции. Парочка авантюристов всегда может найтись.
Совершенно особое положение занимают подлинные рыцари шпионажа – агенты-нелегалы. Нелегал – главное достояние разведки. И здесь первую скрипку играют всё те же евреи. Мировая наука несомненно обогатилась бы, если бы рождённые для неё суперталанты не попадали в тенёта КГБ и не начинали тяжелейшую карьеру кандидата в агенты-нелегалы, чтобы в конце концов оказаться где-нибудь на Западе обычным представителем среднего класса, не вызывающим никаких подозрений, что он – советский гражданин.
Мне посчастливилось столкнуться с одним таким нелегалом, евреем, выведенным после двадцати лет боевого применения на Родину, где он выполнял вспомогательную работу в коротких эпизодах. Я был совершенно потрясён его обширнейшими знаниями – он казался Леонардо да Винчи наших дней, невероятной памятью и актёрским талантом. То, что он в абсолютном совершенстве владел одним из мировых языков плюс тремя языками просто в совершенстве (с лёгким нерусским акцентом) можно и не упоминать.
* * *
Итак, евреи оказались исключительно благодатной средой для КГБ. И как объект борьбы, и как средство этой же борьбы. Но главный источник подозрительности к евреям был вовсе не в КГБ, а в руководящей им силе – в Политбюро ЦК КПСС. Вооружённый отряд партии, как часто назывался КГБ на торжественных совещаниях, послушно исполнял волю партии и мог быть спокойным: пока в стране есть евреи, сокращения штатов не будет.
Но было бы огромной ошибкой считать, что в отношениях советского еврейского сообщества и КГБ царила та самая любовь, которую я упоминал выше. Партия требовала бдительности, и КГБ её постоянно повышал внедрением в души своих сотрудников юдофобии, лишь слегка прикрытой заклинаниями об интернационализме. И внедрение это бесследным не оставалось. Оперсостав, приходя в КГБ в основном лишённым дури антисемитизма, постепенно дурью этой в той или иной степени заражался.
Если определить антисемита как человека, испытывающего антипатию к евреям, проявляющую себя так, что её можно было бы зафиксировать детектором лжи при упоминании ключевого слова «еврей», то таких «физиологических» антисемитов в КГБ было не очень много. Несомненно, были среди оперсостава и такие чудики, как я, откровенно уважительно относящиеся к евреям (таковым был, в частности, мой сослуживец – нынешний российский президент В.В.Путин). И прежде всего, были это те, кто с евреями непосредственно сталкивался, борясь с ними на еврейских линиях – с кем поведёшься... Промежуточное состояние характеризуется нейтральным отношением к евреям и готовностью признать, что евреи – потенциальные источники угрозы для госбезопасности, без измеримых физиологических эффектов.
Все эти построения исключительно субъективны и не претендуют на какую-либо истинность или научную основательность. Я вынужден прибегнуть к ним для придания наглядности моему субъективному восприятию, которое имеет смысл лишь как мнение изнутри в обстановке отсутствия (или недостатка?) таковой информации.
Вне сомнений остаётся одно: своеобразный симбиоз КГБ и евреев в СССР был губителен как для евреев, так и для оперсостава, отравляемого директивным антисемитизмом. Далеко не все оперработники попадали на еврейские линии или имели в своём аппарате опытных агентов-евреев, способных благотворно повлиять на своих оперативных наставников. И жалко мне того нелегала, пожертвовавшего своими выдающимися талантами ради утопии.
Отсюда:
http://berkovich-zametki.com/Nomer35/Usolcev1.htm |
|
|
