Антон Николаев

Активизм, Война, Осмоловский, Плуцер,Толоконникова, Гронас, Перчихина

Самое важное из моего выступления в Гилее. Немножко подправил, где смысл ускользал.

Андрей Паршиков:
А сейчас по программе должен выступить Антон Николаев, который представит нам Профсоюз уличного искусства, в котором, собственно, начинала легендарная ныне группа «Война».

Антон Николаев: Всем здравствуйте. (достает тетрадь с записями). Я пока ехал сюда в метро, попутно делал заметки, о том, что в первую очередь хочу сказать публике. Даже могу сказать, по какому поводу.
Я прочитал в «Артхронике» статью Ревзина, где меня очень поразил факт, что Осмоловский в какой-то своей лекции, заявил, что хуй на Красной площади является искусством, а литейный хуй «Войны» – не является. С этической точки
зрения мне не хотелось бы это даже обсуждать – все понятно и очень неприятно. Ребята сидят в тюрьме, а тут человек который еще недавно считался одним из лидеров сообщества заявляет – «они не наши, не художники». Здесь комментариев не требуется и так все понятно.
Мне неизвестно какие доводы приводил Осмоловский, когда «не пущал» «Войну» в искусство. Ну, в общем-то, при желании несложно ее придумать и наверное она не особо интересна. Я решил отнестись к произошедшему как к симптому, показывающему, что между нами и поколением художников девяностых годов не только пробежала кошка, но и обозначилась пропасть.

Это легко интерперетируется социально, поскольку имеет социальные причины. В что в чем социальные истоки активизма 90-х? Олег Воротников определял ее как бездомность. Сравнивал человека начала девяностых с домашней собакой выгнанной на улицу.
На самом деле деятельность художников, которые выбегали выкладывать «хуй» на Красной площади, бегали собаками, онанировали на месте храма – в этом была одновременно и истерией и тоской по потерянной конуре, акции девяностых понятные экзистенциально крайне сложно интерпретируются как социальный или политический жест.

И не удивительно, что когда года через три появились художественные институции, все как-то быстро разбрелись по галереям и стали делать карьеры. Как выяснилось ни у кого из поколения девяностых не было амбиций по поводу влияния на политику и переустройства общества.
Ситуация нулевых годов, принципиально другая, я общался с лидерами арт-активистского сообщества – Воротниковым, Фальковским, Лоскутовым, Бидиным, Виленским, Крыловым, Верзиловым, Мустафиным и понимал, что все эти люди оказались в одном поле неслучайно. В общем, это люди, которых можно назвать социальными технологами.
Их, в общем-то, нелегко подкупить теплой конурой галерейной карьеры, поскольку мотивации немножко другие. Вот люди, вокруг которых разворачиваются сегодняшние сюжеты, – мне кажется, это люди, которые мотивированы тем, что хотят быть такими паразитами внутри всех социальных структур и как-то влиять, изменять.
( Read more... )