Срочно госпитализировался. Сказали, - будете жить. Зачем? - тактично промолчали. Видимо, в этом вопросе медицина совершенно бессильна.

Приходил лечащий врач. Он показался мне слегка похожим на Николая Васильевича Гоголя. Высокий и очень неловко худой. Длинный, чуть скошенный в сторону прилизанной челки, нос. Постоянно склоненная от выслушивания лежачих пациентов голова.
Изъяснялся туманно, но загадочно. - Знаете, что?- сказал он, - Сердце, это не только безмозглая мышца, но и сложный электрический механизм.
Вот, например, - рассказал он, - один человек работал машинистом на железной дороге.Вредная профессия: кругом все шпалы да рельсы, а в сердце напряжение ответственности и над головой сотни тысяч ватт. Постоянный гнет магнитных полей, понимаете? Естественно, начал сдавать, пришлось оставить работу.
Однажды этот бывший машинист пошел в лес, набрал там каких-то поганок, но отравиться ими не успел, будучи по счастливой случайности укушенным змеей. Его откачали, но выходя из больницы он споткнулся на крыльце и сломал себе руку. И вот тогда уже....
С каждым словом, с каждым новым виражом этой извилистой истории я проникался к врачу все большей симпатией. Я ведь и сам такой же: все говорю, говорю, а рассказать ни о чем не умею.
- Итого! - внезапно оставив несчастного машиниста в покое, закончил он. - Ваш случай - не мой. В том смысле, что пусть вас осмотрит Шапиро.
В его словах мне почему-то почудилась скрытая угроза.


В очередной раз убедился: как же тесен в этом городе этот мир. Например, в мужском отделении кардиологии десять палат. В палате справа лежит мой первый тренер по рукопашному бою, слева - муж тетки моей бывшей жены. На каждый десяток больных, как минимум, один знакомый и нет уверенности, что на здоровых их значительно меньше.

В койке напротив меня - отец одной моей знакомой. Мягко говоря, мы с ним не были представлены.
О их родстве я догадался случайно. Долго анализировал, собирая в кучу детали: знакомые черты лица, не самая распространенная фамилия и последний, завершающий логическую цепочку штрих, возле его кровати - она.
Нас познакомил случай продажи слесарного цеха. Они - покупали, я продавал, казалось, это отличный повод завязать романтическое знакомство.
Я сказал, - позвольте лицезреть вас в девять вечера, для последующего совместного обозрения доступных звездных тел.
- Почему бы и нет, - ответила она. - Но учтите: я девушка приличная. На первом свидании секс только с презервативом.
Сейчас она меня, конечно, не узнала, так и сказала: Макс, я тебя не узнаю. Вижу: помолодел, похорошел, допрыгался. Кстати, капельница тебе даже идет.
И ушла, изящно покачиваясь, заманчиво вихляя, горделиво вскидывая... В общем, ушла так обидно красиво, как умеют уходить только те женщины, от которых так некрасиво шаркая виною сложившихся обстоятельств сбежали мы.


Двери палаты испуганно разлетелись в разные стороны. Импозантный мужчина занес туго накрахмаленную бороду и, горделиво возвышаясь над ней, просиял кипенной белизной халата.
- Вы, - спросил, - тут Самойлов?
- Глупо отрицать, - думаю. - Здесь я действительно Самойлов.
- Точно, - говорю, - так.
- А почему небритый?
- Потому что не побрился.
- Прекратите балаган! - закричал он. - Я, блять, академик Шапиро. Вам понятно?
- Чего уж тут, - говорю, - непонятного. Вы, блять. Академик Шапиро.
Поговорили еще немного. Почему-то показалось - мы не подружились.

***
Лечащий врач- прирожденный рассказчик. Например, провел инструктаж по технике личной безопасности поведения пациентов.
- Один больной, - говорит он, - не рассчитал сил при походе из палаты в туалет и рухнул в коридоре. К нему подбежал другой, стал подымать и тоже не рассчитал сил. Но это совсем не остановило третьего больного...
-А больные все падали и падали, - думаю я. - Что-то это мне все напоминает, да.

В десять часов вечера наступает окончательный отбой. Беззлобно порыкивающий медперсонал расставляет уколы и обесточивает все. Сердечники спят сидя. Для них наступает время соревнований, кто громче застонет, многоэтажней выругается, сильнее закашляется и не сумеет отдышаться так, что придется жать тревожную кнопку и вызывать сестру.
Один преставился. Я не знаю, как следует жить правильно, тем более не знаю, как правильно нужно умирать, но заканчивать свой жизненный путь со словами "ой пидараска блять".... Нет, я опять ничего не знаю.
- А не грешно ли вот так вот подшучивать за больных людей? - спрашивает у меня внутренний цензор. - Аморальненько, не?
- А вот хуй, - отвечаю я. - Висельный юмор - законное развлечение тех, кто держит собственную голову в петле.

Под утро, измучившись окончательно, больные валятся спать в горизонталь.
Светает. Таджицкий дворник выметает остатки культуры досуга больных и останки моих надежд поспать.

В коридоре, возле открытого окна, маячит тень Тренера. У него реабилитация после операции на сердце. Если все пойдет удачно ему обеспечена еще пара лет жизни.
За те десять лет, которые мы не виделись, он сильно сдал. Но, осунувшись и усохнув в мышечной массе, он сохранил легкость размеренности движений.
Мы с ним били друг-друга лет пять кряду, каждый день божий, за исключением вторника. Есть ощущение, что такая степень близости позволяет задать ему хотя бы один неприличный вопрос.
- Ну что, Михалыч, - говорю я. - Страшно помирать?
- Не, - говорит он. - Помирать не страшно. Вот жить, жить страшно, да.

К дальнейшему нашему разговору о загробной жизни нужна поясняющая предыстория.
Тренер в юности был худосочен слабостью тела.
Он упрямился над ним пятнадцать лет кряду: армейский рукопашный бой, гиревой спорт, Будучи человеком крайне неагрессивным и невзрачным с виду, он страдал от невозможности демонстрации наработанного мужества.
Но однажды ночью, на автобусной остановке к нему подошли трое и сказали, - ну-ка, дядя, давай, сымай скорее пальто, шапку и, чтоб не замерзнуть, скорее беги отсюда бегом.
На этом месте рассказ тренера обычно прерывался и он, блаженно жмурясь, добавлял: дали мне тогда за них четыре года, вышел досрочно - отсидел всего лишь два.
Так вот, о рае.
- Я где-то читал, - говорит он, - что рай - это возможность бесконечно проживать лучшие моменты своей жизни.
Мне зачем-то представился его персональный рай. Например, ночь. Допустим, ледяная злоба улиц: автобусная остановка, ни души. И вдруг - трое, - дядь, ну-ка, давай, сымай скорее пальто....
И так - вновь и вновь, каждый раз, навсегда, без конца.

Осень в разгаре, вернее - в расплыве. Лишь кое-где из под луж дефицита дорожных бюджетов пробиваются робкие островки асфальта.
Наш доктор -Гоголь, ходит в белых летних стоптанных сандалиях.
Есть подозрение, что он невыносимо холост. В условиях тотального дефицита непьющих до обеда мужчин, выпустить своего мужа в таком виде - преступная расточительность искушений судьбы.
А если заболеет?
А вдруг увидят, подумают, - о боже, да мужчинка-то - ничей, - и уведут?
Хотя, быть может, он просто профессионал своего дела до безпромозглости костей: ему не до всяких мелочей, потому что есть заботы поважней.
Например, больной из триста десятой палаты нуждался в срочной операции на сердце. Все как обычно: операции делают в москве, квот нет, мест нет и денег тоже нет.
Гоголь звонил в институт Бакулева и долго ругался с кем-то институтскими воспоминаниями. Просительно угрожал, - окажите содействие! Иначе приеду с коньяком- шампанским в руках и сердце.
После ворвался в палату радостный, что-то экспрессивно рассказывал стетоскопу, шутливо подмигнул раковине, отвесил комплимент тумбочке и убежал прочь.
Заведующая отделением пояснила: больной, поимейте на вид: в пятницу заказан реанимобиль, поедете оперироваться в москву.

- Товарищ лечащий врач, - на обходе, говорю ему я. - Уже понятно: я - не ваш клиент. Вы сами сказали, что в моем возрасте иметь настолько здоровое сердце просто неприлично. У меня адреналин и нервы, зачем я тут лежу, где здравый смысл? Отпустите меня уже отсюда в дурдом, Ницше заклинаю, а?
- Здравый смысл, - улыбается он. - В дурдом, - смеется он. - Послушайте, - говорит он, - Учитесь терпеть покой души, это необходимо для исцеления напрасных просветлений. Вот вам способствующий коан.
- Например, - говорит он, - полным шагом грядет реформа здравости охранений. Урезают штат сотрудников. Придумали вот что: в каждой профильной больнице должны быть только профильные специалисты. Вот смотрите: вчера старушка в кардиологии сломала ключицу, а в травматологии мужчину хватил инфаркт. Больницы стоят в разных концах города: следовательно, в травматологию нужно отослать кардиолога, а к нам привезти хирурга.
На станции скорой помощи работают шесть газелей. Их работоспособность предопределена заводом изготовителем, потому на ходу только три.
Две из них нужно снять с линии, чтоб развезти специалистов из больницы в больницу, на линии остается одна лишь машина, которая жизненно необходима начальнику станции скорой помощи, для того, чтоб привезти домой картошку с рынка.
Вопрос: что общего имеет здравый смысл с министерством здравоохранения?
- Ага, - торжествуя, восклицает он. - Вижу, по лицу вижу: вы думаете, что нихуя, а правильный ответ - корень "здрав".
И он уходит, громко шлепая стоптанными белыми летними сандалиями, и левый хлопок его сандалии таит в себе дао, а правый источает дзен.