Шестое путешествие внутрь
Странные всё-таки эффекты даёт иглоукалывание – Ян вставляет иголки в нерв, проталкивает стальные прутья как можно дальше по ходу движения – чего? импульсов? движений? – так, что тебе начинает казаться, будто бы тебя чистят ёршиком, а, главное, кровь твоя становится точно видимой.
Точнее, ощущаемой.
Иголка входит в нерв, а не в вену, но ощущения не про нерв, а про кровь и внутреннее зрение; постоянно ловлю себя на том, будто зависаю над центральными чердачинскими перекрёстками, полураспятый (руки раскинуты, движенья, точно в воде, замедленные, рапидом снятые) и смотрю как легковушки лейкоцитов и эритроцитов в разные стороны потоками струятся.
Я уже привык жить в нескольких местах параллельно, у меня в Твиттере даже такая рубрика имеется - #пж (параллельная жизнь), ведь душа томится, ведь душа-то мается и рвётся куда-то постоянно с поводка…

«Шестая процедура» на Яндекс.Фотках
…уж не знаю, насколько распространено это ощущение, похожее на то, как во время чтения книги твои собственные мысли скачут через частокол типографских строчек и нужно усилие то ли воли, то ли внимания, чтобы совпасть с ритмом развития текста.
Так и в жизни, ты живёшь, идёшь по улице или сидишь, склонившись над тетрадкой и вдруг осознаёшь, что в голове у тебя совсем другой мир проносится, находящийся где-то совершенно в другом месте.
Совсем как воздух в той самой маршрутке, который она привозит (перевозит) с чистой окраины в загазованный центр, ты мысленно раздваиваешься на несколько направлений.
Хотелось бы написать про «силу мысли» или же «силу воображения», но вся штука в том, что умозрительное перемещение происходит без малейшего твоего участия.
Автоматически. На автомате. Сама, сама, сама.
Сколько раз так в Москве было, ты идёшь по Усиевича в сторону Аэропорта и, перпендикулярно этому, оказываешься в непосредственной близости от памятника «Сфера любви», стоящего возле кинотеатра «Урал» или же на Елисейских полях. В венецианском лабиринте или на набережной Тель-Авива.
Никогда ведь не знаешь, где окажешься.
Где можешь оказаться.
Причём, контакт этих пространств, как правило, односторонний – сколько раз проверял, хотя бы возле той самой «Сферы любви», стоял и выкликал вид из окна своей столичной квартирки, но тщетно.
Бегая по Парижу или уткнувшись носом в горячий песок тель-авивского пляжа тоже, время от времени, в порядке эксперимента, начинаешь, точно контурные карты, накладывать одно пространство на другое и… хренушки.
Сидишь с иголками в морде, уставившись на схему массажа пяток, пока тебя окончательно не снесёт куда-нибудь в бок, где ты ни разу до этого не был.
А это, оказывается, ещё интереснее, так как фантазию (ну, или интуицию) уже ничего не останавливает и не сдерживает; не в состоянии остановить или сдержать.
Даже разговоры по телефону, доносящиеся из соседних кабинок – здесь, впрочем как и в любом другом советском месте, медсёстры заняты, прежде всего, своими собственными делами.
Китаец, вколов порцию иголок, уходит, оставив таймер тикать; когда же время выходит, эта машинерия начинает пищать нечеловеческим голосом, призывая работниц медперсонала к отключке.
И каждый раз я терпеливо жду, когда медсёстры приходят с весьма ощутимым (больно, однако!) опозданием, лишь после того как переделают все свои неотложные.
Несмотря на боль, я никуда отсюда не спешу, так как, во-первых, болезнь позволяет мне никуда не торопиться и чувствовать себя праздным человеком на вполне законном основании.
И, во-вторых, ибо чем дольше иголки буравят кожные покровы, тем скорее весна выздоровления!
