Погоды стоят бес числа. Знаете ли вы, что сны - вовсе не однородная область, это два совершенно различных королевства? Вечерние сны - сумрачные и угрюмые, темные их призрачные копья жалят глубоко и приносят болезни. Их рваные знамена проникают в разум и следом - воспаление, безумие, навязчивые пересчитывания углов и машин, страх высоты, страх замкнутости, страх пауков, жаб, страх людей, страх, страх, воспаленные иллюзии, выпучивающиеся из самых пустяков - приоткрыт ящик стола, и вот оттуда скользкими фестонами уже выпирают, лезут... Да? А утренние сны - совсем иное дело. Там и живут эти самые принцы и принцессы, о которых охотно сочинаюят рассказы. Именно такие, знаете - с большими глазами, навеки преданные. Именно там за три улицы слышны перестукивания каблучков, там идут теплые дожди и там так потрясающе-звонко хрустит снег по санками. Утренние сны приносят здоровье, вылечивают раны, заглаживают обиды. В утренннем королевстве много забот. Королевские ученые, те самые, что любят жить в высоких башнях - ну, вы знаете - они ломают головы, как решить ваши задачи, и часто находят ответ, и человек просыпается - а решение готово, вот оно, прямо рядом, и как вчера не догадался. Там же строгие королевские ратники отбивают наседающие сзади ночные кошмары, закрывают стеной спин - и человек просыпается, не ведая страха. А королевские утреенние врачи лечат, лечат надорванные способности, вот уже совсем разумения не осталось, качает головой седой доктор, придется приживлять, а это что такое? сосуд почти прохудился! сестра, немедленно штопать. Эти два королевства в давней борьбе, когда-то, на заре истории, они соблюдали равновесие, но сейчас, конечно, все давно изменилось. Люди создают условия для вечерних снов, те множатся и наливаются силой, а утренние едва находят, где приткнуться. Вы фотографии видели? Я ведь не спрашиваю, когда вы в последний раз гуляли в лесу или по городу, я всего лишь о фотографиях. Ну вот, много там мест, где могут жить утренние сны? Мест осталось мало, королевство, считай, бродячее. Эту ночь переночует в выстроенной кем-то снежной крепости, которая завтра растает - капризы погоды! - а другую ночь скоротает рядом с блюдцем, поставленном в магазине для приблудной кошки. Но всё равно работают. Каждое утро человек может надеяться на прилив свежих сил, на чувство избытка. Потом-то, конечно, сил ни на что не хватает. Писать статью или отчет, переться в ремонт или присутствие, отстаивать давно прохудившиеся права или выстаивать очередь к нужному узелку социальных связей. Но поначалу, еще до полного просыпания, каждый чувствует, как две тысячи лет назад чувствовали себя какие-нибудь викинги и прочие германцы. Сил хватит на всё и ещё остается избыток, силы выливаются в подвиги, личной силой живет общество, что ни человек - то история, традиция, памятование и образец. Сейчас-то, конечно, совсем не те времена. Викинги те, сказывают, ушли далеко на восток и там сгинули, темное вечернее королевство силу взяло, наполнило фантазиями о прямых своих копьях и призрачных знаменах все головы, и люди все время боятся. А от боязни они обращаются к совсем новым силам. Приходит такой изнемогший от страха вечного человек, от уныния и жизни бесполезной и говорит в пустой потолок своей временной квартиры, ни к кому не обращаясь: на вот, на, не знаю кто, тьма несуществующая, на, возьми кусок меня, болючий-боящийся, возьми мой собственный кусок, замени уверенным, замени прочным. Ну, и некоторым заменяют. Потом смотрят знакомые - ба, что за дела. Был же вроде как интеллигентный человек, а теперь - в голосе металл, от шагов залы парадные звенят и лестницы трясутся. Именем-отчеством боятся злоупотреблять. Родственники в третьем колене тревожно надеются - вспомнит благостью иль разразит. Вот так. А что же - свой-то страх выдержать да самому укротить, это дело тяжкое, куда лучше - большую часть себя отдать тому, чего нет, оно вроде и не страшно, и как бы и не было, и прибыток получается значительный.