| Альбин, или Торжество романтических идеалов |
[Jan. 5th, 2007|01:05 pm] |
Часть третья, последняя
И в то же самое время я принадлежал ей. Ведь она дала мне имя, так же, как я дал имя Лизе. Конечно, этикет не предписывает подобного союза, если ведущую роль берет на себя женщина. Но кроме этикета, существуют и другие правила, и этих правил сейчас более пристало придерживаться мне.
Вы спросите, а какое же у меня было имя до того, как она назвала меня Альбином. Это неважно, поверьте.
И еще вы спросите - ну хорошо, если мужчины дают имена женщинам, то откуда же тогда берутся имена у тех женщин, что никогда не были близко знакомы с мужчинами?
Если вы женщина, вы знаете это и без меня. Если же вы мужчина, то я вам расскажу, но скоро все это уже не будет иметь значения.
Фальк в те дни говорил особенно много. Не знаю, с чем это было связано. Возможно, он уже чувствовал, что я приближаюсь к разгадке тайны, и хотел подтолкнуть меня? Возможно, запутать еще больше, чтобы потом, воспользовавшись моим замешательством, отобрать у меня Лизу? А возможно, он увидел след пудры у меня на лбу и понял, что должен действовать? Я не знаю. Я могу только описать дальнейшие события. Осталось немного.
Предназначение человека - Космос, говорит Фальк, но сейчас Космос недоступен, хотя всего лишь выйдя за орбиту Аполлониума, можно увидеть огромные руины опустевших боевых гелиостационаров. Была война, говорит Фальк, старая история, все мужчины уходили на войну, а женщины оставались дома. Но это была не обычная война, она велась далеко от планеты, где время течет по-другому, и у женщин не было ни единого шанса дождаться своих мужчин. И тогда женщины заморозили свои тела в глубоких подземных шахтах, а их сознания были подключены к мощной нейрокомпьютерной системе виртуальной реальности, которая заменила им настоящую жизнь. Женщины создали этот мир, где нет смерти, где нет старости, где нет непогоды, где нет зимы - ведь тебе знакомы эти слова, хотя ты никогда не сталкивался с тем, что они означают? Это потому, что они более чем хорошо знакомы женщинам, создавшим этот мир давным-давно.
Мы были разбиты, говорит Фальк, и когда все мужчины умерли где-то в межзвездном пространстве, создательницы не смогли жить с вечной болью в сердцах. Поэтому в мире нет мужчин, принципиально нет, все они были выключены из симуляции, и те восемь десятых процента, которые остались, восемь мужчин на тысячу женщин - это остаточные явления, записи в памяти, до которых не добралась процедура стирания, бестелесные и бесстрастные призраки, забытые и ненужные.
Все ли об этом знают? Не уверен. Прошли годы, говорит Фальк, может быть, века, и тела создательниц умирали в подземных коконах, а симуляция продолжала работать, создавая изящные игрушки для усталых богинь, одна за другой уходящих в вечность к своим любимым. Может быть, они запрограммировали и нас - ради последней прихоти, может быть, именно они дали нам наши первые имена? Когда-то...
Я слушал его и понимал, что где-то в его стройных рассуждениях скрыта ошибка. Он не мог знать того, о чем рассказывал, ведь он был частью симуляции. Может быть, одна из девушек рассказала ему? Создательница, поверяющая самую страшную свою тайну тому, кого вызвала к жизни, прежде чем умереть самой? Я мог бы это себе представить, хотя не об этом должны разговаривать близкие друг другу мужчина и женщина, но чего я не могу понять, так это цели такого откровения. Возможно, она хотела таким образом подчинить его - назвав себя его создательницей, единственным смыслом его существования? Очень возможно. В таком случае, я сейчас выслушиваю одну из тех постельных легенд, которые так любят придумывать девушки для придания отношениям большей пикантности. Я не решился сказать ему об этом. Хотя, наверное, если бы сказал, все могло бы решиться чуть раньше.
Как я уже сказал, он отобрал у меня Лизу. Это было потом, спустя несколько дней. Я встретил их в бальном зале. Мне и в голову не приходило, что Фальк умеет танцевать. И Лиза была уже не Лизой, ее звали по-другому, и другое имя дал ей он. Вокруг было много девушек, так что ссора наша не могла пройти незамеченной. Я уже говорил, что не вижу ничего предосудительного, если у девушки есть другие подруги. Теперь даже то, что у меня увели девушку, не вызвало во мне никакого протеста. Возможно, я не умею ревновать, потому что не умею и любить. Бестелесные и бесстрастные призраки, сказал Фальк. Он дал мне понять, что мне лучше уйти, и я ушел.
Это было в высшей степени непохоже на Фалька. Никогда и никуда он не ходил, ни в парки, ни на коктейли, ни на музыкальные фестивали, ни на выставки, ни в театры, ни в игровые клубы, ни на карнавалы, ни даже просто погулять куда-нибудь на площадь. Сейчас, когда все закончилось, мне кажется, что он просто хотел спровоцировать меня. Вокруг было много девушек и ссора наша не могла пройти незамеченной. О ней могли бы узнать те, до кого он хотел достучаться. Могли бы узнать Создательницы. О том, что где-то есть мужчины, которым не безразлично то, что связано с ними. Не безразлична их судьба. Так что, возможно, мы оба упустили что-то важное и значительное в нашей жизни. Может быть, было бы лучше, если бы я оскорбил его в ответ, и он убил бы меня. Или хотя бы попытался. По крайней мере, это могло бы быть четким сигналом для них.
Я пишу непонятно. Это потому, что я уже знаю, что было до этого, а вы не знаете. И Фальк этого не знал, а если бы не устроил эту дурацкую сцену ревности, я бы ему рассказал. Я от него ничего не скрывал, даже показал ему туфельки запрещенной, которые я подобрал и сохранил в то утро. Теперь он думает, что из-за Лизы мы не должны больше общаться. Наверное, глупость - это тоже признак настоящего мужчины.
Есть такая сказка о спящей красавице. Вы ее знаете, и я ее знаю. Она лежит в темной пещере в прозрачном гробу и ждет своего принца, который поцелует ее и разбудит. Но если принц убит и ее найдет что-то другое? Если оно снимет крышку гроба и наклонится над ней, дрогнет ли ее сердце, приснится ли ей кошмар? Что тогда будет?
Я теперь думаю, что создательницы не могли не предусмотреть всех возможностей. Я думаю, что симуляцию можно было прервать при содействии мужчин, если бы они вернулись с войны. Они должны были подключиться к компьютерной модели и дать ей команду на прекращение. Но женщины не могли знать, как закончится война, кто завладеет созданным ими раем. И поэтому должен существовать другой путь, изнутри. Отсюда.
Может быть, я все, абсолютно все, понимаю неправильно. Поэтому я и сказал в самом начале, что тайна по-прежнему существует. Но дело в том, что, выйдя в тот день от Фалька, я не пошел к парку, где мы обычно встречались с Лизой. Спрячься, сказала мне создательница. И подарила мне туфельки со своих ног, и оглушила меня пощечиной. Как в первый день нашего знакомства говорила та куколка из "Солнечной Реки" - "свидетельство странного обоюдного влечения". Я понял, от кого мне нужно спрятаться. Я вообще уже почти все понял. Я пошел к Лизе домой, в ее прохладную спальню, знакомую мне до мельчайших подробностей. Я ступал на цыпочках по мягкому ковру, гладил стены, простыни, тюль на окнах, вдыхал аромат цветов, погасших свечей, свежего ветра и ее платьев. А потом я забрался в нишу за резную спинку кровати, из-за которой мне было хорошо видно комнату. Мне показалось, что это будет прекрасной шуткой, когда она вернется домой. Я готовился ждать ее до ночи и думал, что она придет с подругой, после вечера за несколькими бокалами пьянящего коктейля. Она вернулась к вечеру, одна. Видимо, очень раздраженная. Она металась по комнате, резко, почти отчаянно срывая с себя одежду. Она зажгла свечи в углах и странные розоватые блики заплясали на стенах.
Потом она исчезла на некоторое время, послышался шум воды и я понял, что она принимает душ. Из ванной повеяло легким ароматическим шампунем. Запах был незнаком мне - ведь должно было произойти что-то, не предназначенное для моих глаз...
Она вернулась в комнату. Абсолютно обнаженная, теперь она двигалась мягко и плавно, хотя я еще успел увидеть хрустальный отблеск в ее туманных глазах. За ней стелился шлейф пугающих ароматов. Она села перед зеркалом, заботливо, тщательно укладывала волосы, наносила пудру, тени, тушь, будто готовясь к встрече с утонченным любовником, на губы нанесла вместо помады увлажняющий крем. Довольная собой, встала и взяла с полочки флакон с духами. Открыла пузырек и даже пламя свечей, мне показалось, завибрировало от головокружительного приторного запаха. Она надушила шею и грудь, мазнула за ушами. Ее рука соскользнула к чуть выпуклому животу и нежно погладила его. Я понял, что если она увидет меня сейчас, то убьет, убьет немедленно.
Теперь обе ее руки блуждали вдоль тела, как бы нехотя касаясь кожи. Она отвернулась от зеркала и сделала первый шаг к кровати. Она медленно шла, запрокинув голову, как будто дразня невидимого влюбленного, соблазняя собой кого-то, кого еще не было в комнате, но кто, как она знала, видел ее и в любой момент имел право войти и быть с ней.
Она опустилась на постель. И в этот момент стена напротив кровати бесшумно открылась и яркий голубовато-белый свет залил комнату. Стало холодно и Лиза вздрогнула, но оттуда уже шел тот, кто должен был согреть ее, и уже с кокетливой улыбкой - сколько раз я видел эту улыбку - она лежала на спине, изящно подавая возлюбленному ногу для поцелуя, как подавала мне, и он страстно лизнул ее ступню, поднимаясь вверх к щиколотке. Лиза смеялась и свободной ногой мяла его рыхлый, как тесто, живот, а он стоял перед изножьем кровати, огромной, блестящей на свету массой нависая над девушкой и, похотливо открыв огромную круглую пасть, уже готовился опутать ее десятками пульсирующих языков... |
|
|
