| распечатка памяти |
[Mar. 10th, 2007|01:36 pm] |
Когда на него надели наручники и подвели к выходу из зала, Гарм сказал ему так:
- За пределом этого мира, за пределами Мидгарда ждут воины Сурта, и Лунный пес Маанегарм грезит кровью Высокого Бога. Искать путь вовне значит искать гибели мира. Ты понимаешь это?
Ответ был коротким и, выслушав его, Гарм позволил себе улыбнуться и чуть слышно выдохнуть воздух, но не раньше, чем пленника вывели из зала.
Ответ был -
"Страх -
плохой союзник
для волка".
* * *
Двенадцать часов назад, перед рассветом того же дня, человек, сказавший эти слова, записал вот такой диалог:
"- А обо мне что ты думаешь?
- А тебя я боюсь. Ты глубокая. В тебе что-то происходит, что-то живет, что-то движется. Может, ты и сама не знаешь, что это. А может, и знаешь. Так или иначе, ты сдерживаешь это, но ты можешь не выдержать.
- Значит, ты не меня боишься, а этого "это", но причем тут я?
- Потому что я вижу твои глаза. Знаешь, что я думаю, когда ты смотришь вот так, как сейчас? (...) смотрит на тебя. (...) - руна-омут, руна заблуждения и темного очарования. Ты можешь быть миром, а можешь просто нести его в себе. Иногда эта вселенная выглядывает через твои глаза и почти касается твоей кожи изнутри. Иногда она дремлет внутри тебя. Но я знаю, что она там.
- Как ты различаешь эти два состояния?
- По глазам. Ты не меняешься, не становишься другой, в этом все дело. У тебя меняются только глаза. Даже когда все совсем обыкновенно, я воспринимаю тебя как силовой кокон, в котором спрятан вакуум.
- Страшненько.
- Да. Единственное, что меня утешает, это уверенность в твоей силе.
- Что я удержу это в себе?
- Ага.
- А если я не захочу?
- Тогда ты станешь еще более сильной.
- Так кто же я?
- Ты какая-то очень тонкая грань. Грань, которая отделяет вселенную в тебе от вселенной вне тебя."
Но прежде, чем это записать, он проговорил всю последовательность в уме несколько раз, лежа на кровати и изо всех сил пытаясь заснуть. Это было около трех часов ночи, фонари на улице не горели и луна убывала. Это был бесснежный январь, сырой и туманный. Древние священные поля покрылись инеем, и мимо них со стуком проползали товарные поезда. К этому стуку он уже почти привык за несколько месяцев, с тех пор, как переехал на новую квартиру в покосившемся двухэтажном доме на улице, посыпанной гравием. В декабрьские метели, да и в январский гололед, спуститься с холма в город и вернуться обратно было почти невозможно, так что в дополнение к пакетикам супа, запасы которых лежали в кладовке, приходилось есть черствый хлеб с прошлой недели или сушить из него сухари, которые хорошо шли с чаем. Чай он пил весь день и вечерами практически беспрерывно, чтобы поддерживать себя в тонусе, поэтому постоянно испытывал легкое головокружение и некоторую нервозность. Кроме того, от такой жизни к середине января он заработал серьезную бессонницу, от которой спасался проговариванием многочасовых диалогов, из которых записывал едва ли десятую часть, и успокаивающим, всегда праздничным ароматом хвойных свечей в банках из цветного стекла. Несколько лет назад он научился делать спиртовые вытяжки из хвои и разнообразных полевых растений, часто даже не зная их названий, так что у него накопилась приличная коллекция ароматов. Иногда он подозревал, что и сам не в состоянии оценить их в полной мере, поскольку никогда не обладал особенно острым обонянием. Многие ароматы из тех, что набрались у него, были для него совершенно одинаковыми, неинтересными и ненужными. Однажды он попытался продать их через знакомых куда-то в аптеку, но эта попытка была неудачной - там потребовали названия растений и соответствующие обозначения на флаконах, а ничего этого у него не было, сам он различал флаконы по особым значкам, которые рисовал на этикетках фломастерами разных цветов. Так эти флаконы и стояли на полках, обернутые в темную бумагу, без особенной системы, придавая помещению дополнительную толику профессиональной таинственности.
В то время он не имел никакой работы и жил исключительно на те деньги, что удалось получить за прошлый год, когда он снимал квартиру в старинном доме в центре города, вел колонку в журнале, вдумчиво дегустировал красные вина и работал над книгой. Весь его образ жизни в тот год складывался достаточно случайно: сначала он написал для пробы всего лишь одну статью, посвященную именно ароматам и придуманной им системе знаков для обозначения их свойств, которую он попытался связать с астрономическими событиями, особенно солнечным циклом. На первых порах это была скорее игра, но постепенно действительно стали обнаруживаться смутные связи, становившиеся со временем все четче и определеннее. Тогда он написал статью, совершенно неожиданно ее приняли в журнале "Планета Икс" и предложили ему работу. Так начался этот год, в течении которого его популярность росла, так что для поддержания этого интереса ему пришлось разработать целую гадательную систему и последовательно пытаться изложить ее в журнале. Он стал получать письма и даже приобрел своего рода последователей, в большинстве своем - последовательниц, с которыми вел длинные беседы в письмах и при встрече, иногда устраивая ароматические чаепития у себя на квартире, иногда в редакционном клубе. Первые месяцы такой жизни были приятны и интересны, но уже к началу лета стали проявляться две вещи. Во-первых, его теория все усложнялась и ему уже не хватало практического материала, поскольку его коллекция запахов была ограничена, а купить и перепробовать можно было далеко не все. Практическая ценность его работы стремительно падала, а вместе с ней падала и его популярность в обществе. Во-вторых, подобные же изменения происходили и с его журнальной колонкой, статьи стали периодически возвращаться к нему из редакции и было ясно, что уже в скором времени покупать их вообще перестанут. Тогда же он увлекся оборудованием примитивной обсерватории, сняв для этого полуаварийный дом, в котором его интересовал только чердак и комнатка на первом этаже, где можно было передохнуть после утомительной работы. Чердак дома имел круглое окно, обращенное почти точно на юг. Для этого окна он заказал специальную тройную раму - одну с обыкновенными стеклами, другую с сеткой для наблюдения звездного неба, третью с закопченным стеклом и движущейся линейкой, для измерения высоты солнца. Стекло коптил самостоятельно, в ходе чего сжег на костре во дворе невообразимое количество резины и не один раз порезался осколками. При всей своей простоте обсерватория и связанный с ней ремонт дома быстро отняли почти все накопленные деньги, так что осенью, потеряв работу в журнале, он вынужден был быстро распродать все, что мог, и перебраться жить в эту же квартирку на окраине, в покосившемся доме на холме.
Он приподнялся на кровати и пошарил у изголовья, где стоял диктофон. Бессонница, постоянная усталость и болезненная гиперчувствительность кожи лишила его возможности писать, но за месяц он научился замечательно управляться с диктофоном - записывать на него текст, править и переписывать начисто на другую кассету, при этом, конечно же, большую часть записанного он помнил наизусть. О цветах и ароматах больше не думалось. То, что волновало его сейчас, было глубже, прозрачнее и горячее, слова, взгляды, память, смысл. Ему нисколько не жаль было ни своего недолгого импровизированного учительства, ни своей книги, ни уютных маленьких кафе. Он думал о том, как пережить зиму, как отвыкнуть от чая, как избавиться от боли в пальцах и предплечьях, и еще он думал о том, что сейчас, когда он говорит, в руках у него настоящая тайна.
Зазвонил мобильник.
Ее глаза еще смотрели на него из темноты, когда он отвечал. |
|
|
