Встречи и проводы на минском вокзале
     Виталий Витальевич Катаев (я не раз писал о нём), в шестидесятые годы руководивший Государственным симфоническим оркестром БССР, и после переезда в Москву много раз привозил в Минск интереснейшие программы. Вот и весной 1992 года в концертном зале Филармонии исполнялась оратория "Иван Грозный" Сергея Прокофьева, где В.В. был и дирижером, и постановщиком, а «партию» чтеца исполнил Иннокентий Михайлович Смоктуновский.
     Катаев приехал заранее, поселился в гостинице «Минск» и первым делом попросил меня (наверное, надо пояснить, что наши семьи дружат уже несколько десятилетий) принести все книги про Ивана Васильевича, которые найдутся у нас дома – вдруг обнаружится что-то нечитанное, какой-то новый нюанс, нечто, пригодное для уточнения какой-то интонации. Принёс, В.В. погрузился в репетиции, вечером читал... так прошла неделя.
     И вот настал день исполнения. Приехала жена В.В. Любовь Григорьевна, приехал Смоктуновский. Дневной прогон – уже с участием чтеца – и концерт.
    К сожалению, у меня нет ни записи, ни даже снимков того вечера. Но есть маленький фрагмент (спасибо, d_i_a_n_a_n_a_s@lj!) исполнения оратории в Петрозаводске в 1994 году. Дирижёр Виталий Катаев, чтец Иннокентий Смоктуновский:

     Успех, конечно, был оглушительным – овации, цветы. Мини-фуршет за кулисами, в котором на правах друзей приняли участие и мы с мамой, а потом отъезд на вокзал. Филармонический «Рафик» (молодым: микроавтобус РАФ, сегодня его аналог - «Газель») был набит, особенно после того, как мы заехали за вещами в гостиницу.
     Ехали весело. Незадолго до этого Смоктуновский попал в Нью-Йорке в трагикомическую историю. Ему подарили игрушечный воздушный пистолет, очень похожий на настоящий, в результате служба безопасности аэропорта всполошилась, на артиста надели наручники и посадили его в камеру по подозрению в воздушном терроризме. В конечном счете закончилось всё хорошо, но нервы Иннокентию Михайловичу потрепали изрядно.
     В Минске этот арест обсуждался уже исключительно в юмористических тонах. «Этот Смоктуновский!- восклицал Катаев.- Вечно с ним такое случается». Смоктуновский, конечно, тоже хохотал.
     Билеты администратор Филармонии взял на проходящий поезд Калининград-Москва, на поезда минского формирования после окончания концерта было уже не успеть.
     Стоим на платформе. Поезд прибыл. И тут Смоктуновский растерянно сказал:
     – А у меня нет билета...
     – ???
     – Он остался на столе в номере гостиницы...
     Проводница наотрез отказалась впустить в вагон безбилетного пассажира. Уговоры «это же народный артист СССР», «вы же видели Берегись автомобиля» и т. п. не помогали: фильм она, может, и видела, но начальника поезда и контролеров боялась больше, чем всей кинематографической общественности.
     Положение спас водитель «Рафика», который помог донести вещи от машины до перрона.
     – В каком номере Вы останавливались?
     Он вихрем пробежал через пешеходный тоннель, прыгнул в микроавтобус и (боюсь, нарушив два-три правила) подъехал к гостинице, которая, к счастью, расположена неподалеку от вокзала, вбежал в номер, схватил билет и через десять минут был уже на платформе.
     К счастью, стоянка поезда была долгой. Катаевы и Смоктуновский поднялись на площадку вагона и В.В. снова воскликнул:
     – Этот Смоктуновский! Всегда с ним...
     И тут Любовь Григорьевна спросила:
     – Витя, а где синяя сумка?
     –  В номере, под столом,- смущённо сказал В.В.
     Настала очередь Смоктуновского торжествовать. Но он ничего не сказал. Зачем? Артисту такого уровня слова не нужны. Он сыграл... нет, он СЫГРАЛ – приподнятые брови, улыбка, доброжелательная, но вместе с тем и предельно ироническая... Всё!
     Поезд тронулся. Я проводил маму до метро, а сам, никуда уже не торопясь, отправился в гостиницу.
     Сумку мне отдали без уговоров – то ли вспомнили, что я полчаса назад приходил в вместе с  ее владельцем, то ли, что более вероятно, просто были рады снять с себя лишнюю заботу.
     Выйдя из гостиницы, я пересек проспект, зашел в вестибюль почтамта, опустил в междугородний телефон-автомат пятнадцатикопеечную монету, набрал номер и услышал знакомый голос:
     – Вы позвонили по телефону ХХХ-ХХ-ХХ. С вами говорит автоответчик квартиры Катаевых. Оставьте ваше сообщение после звукового сигнала.
     И я оставил сообщение:
     – Уважаемый автоответчик, передайте, пожалуйста, вашим хозяевам, что сумка в надёжном месте и будет передана с ближайшей оказией.
     Что и было исполнено.    Встретиться со Смоктуновским мне, к сожалению, больше не довелось. Другое дело Катаев, он еще несколько раз приезжал в Минск, я каждый год бывал в Москве. Но вот на вокзале мы снова пересеклись лишь единожды.
     Было это, если мне не изменяет память, в 1998 году. Виталий Витальевич возвращался в Москву из Калининграда, но на сей раз поездом, проходившим через Минск глубокой ночью.
     Роковой диагноз тогда уже был вынесен, все всё понимали. И в два часа ночи платформа была заполнена. Пришли бывшие коллеги по консерватории, пришли оркестранты, с которым он работал тридцать (тридцать!!!) лет назад. И мы с мамой тоже там были, но мы-то живем рядом с вокзалом, а кто-то добирался через весь город. Предупреждённый заранее, Виталий Витальевич вышел из вагона, и состоялись его последние пятнадцать минских минут.
     Такое не забывается.    Увы, оба героя моего рассказа  ушли из жизни до срока: Смоктуновский в 1994 году, Катаев в 1999. А в этом году им могло бы исполниться девяносто.
     Иннокентию Михайловичу 25 марта, вчера. Российский канал «Культура» посвящает этому событию свои субботние (28 марта) передачи.
     Виталию Витальевичу – 23 декабря. Вспомнят ли в Минске об этом юбилее? Надо сделать так, чтобы вспомнили. Время ещё есть.