| |
[Apr. 23rd, 2007|09:32 am] |
Переводъ сдѣлалъ для своихъ нуждъ, но рѣшилъ выложить. Письмо Андре Шенье къ Г. Бродле. Парижъ, сего 28 октября 1792 года
Гражданинъ,
Я съ удивленiемъ узналъ изъ письма, написаннаго Вами, что свѣдѣнiя о моемъ существованiи дошли до ушей знаменитаго Виланда; я же со своей стороны знаю только его имя и славу, поскольку не имѣю счастья понимать по-нѣмецки. Хотя я и не могу догадаться, что именно могло заставить его проявить интересъ ко мнѣ, я въ нѣсколькихъ словахъ отвѣчу на тѣ вопросы, которые Вы мнѣ задаете отъ его имени.
Онъ спрашиваетъ, живъ ли я еще, что я дѣлаю въ мірѣ и въ революцiи?
Я еще живъ. Я могъ бы добавить, что, сдѣлавъ добро не одному человѣку и никому не причинивъ зла, я не долженъ подвергаться никакой опасности и бояться чего бы то ни было. Но Г. Виландъ, который знаетъ людей и революцiи, отвѣтилъ бы мнѣ безъ сомнѣнiя, что это — не доводъ.
Что я дѣлаю въ революцiи? Ничего, благодаря небесамъ, абсолютно ничего, Я обѣщалъ это себѣ въ самомъ началѣ, зная уже, что время революцiй никогда не бываетъ временемъ людей прямыхъ и съ неизмѣнными принципами, не желающихъ ни вести партiи за собою, ни слѣдовать за ними, людей, у которыхъ интрига вызываетъ отвращенiе. Угнетенный несчастьями, которыя я видѣлъ, равно какъ и тѣми, которыя я предвидѣлъ, я въ теченiе революцiи время отъ времени обнародовалъ размышленiя, казавшiяся мнѣ полезными; и я вовсе не измѣнилъ своего мнѣнiя. Эта искренность не помѣшала ничему, но она стоила мнѣ ненависти со стороны многихъ, преслѣдованiй и клеветы. И я рѣшился неизмѣнно держаться въ сторонѣ, не принимая дѣятельнаго участiя въ государственныхъ дѣлахъ и въ своемъ уединенiи ограничиваясь тѣмъ, что приношу обѣты за спокойствiе, свободу и счастье государства, — обѣты, которые далеко превосходятъ мои надежды.
Мнѣ чрезвычайно затруднительно отвѣтить на третiй вопросъ, что я дѣлаю въ мірѣ? Если бъ я хотѣлъ быть искрененъ, я отвѣтилъ бы, какъ и на предыдущiй: ничего. Однако, поскольку въ глазахъ Г. Виланда досугъ, употребленный на занятiя словесностью и ученiе, не смогъ бы почесться полной праздностью, я скажу ему, что, полностью предавшись вкусамъ, которые у меня были всегда, я въ своемъ уединенiи занимаюсь углубленнымъ изученiемъ древнихъ языковъ и словесности, удѣливъ остатокъ своей юности тому, чтобы когда-нибудь быть въ состоянiи пойти по его стопамъ; я былъ бы счастливъ, если бы, подобно ему, могъ стяжать нѣкоторую честь своему языку, своей странѣ и самому себѣ.
Изящное и блестящее письмо г–жи Вашей дочери, которое Вы присоединили къ Вашему и которое я отсылаю Вамъ обратно, даетъ понять, что она обосновалась въ Гёттингене и что она любитъ людей таланта. Можно ли просить ее, чтобы она донесла мои комплименты и мое восхищенiе до мудраго и проницательнаго профессора Гейне, живущего въ семъ городѣ? Я вовсе не знакомъ съ нимъ, но я хотѣлъ бы, чтобъ онъ зналъ: въ одномъ уголкѣ Францiи есть человѣкъ, который, никогда не видѣвъ его, осмѣливается едва ли не назвать себя его ученикомъ, настолько онъ льстится сознанiемъ, что много прiобрѣлъ отъ чтенiя его трудовъ, полныхъ необозримой учености, тонкаго вкуса и безошибочной критики.
Я хотѣлъ бы также, чтобъ она не обвинила меня въ нескромности, если бъ я просилъ позволенiя обращаться иногда къ Вамъ, чтобы при ея посредствѣ прiобрѣсти книги, распространенныя въ той странѣ, гдѣ она живетъ, и недоступныя здѣсь.
Я весьма радъ, что непредвиденныя обстоятельства снискали мнѣ знакомство съ Вами, и прошу Васъ принять мои привѣтствiя. |
|
|
