Иван Андреевич Крылов (Россия, 1769 - 1844)
Чтобы не враз выхолащивать журнал, тащу с FB сюда байки про

Ивана Андреевича Крылова (Россия, 1769 - 1844):



Эггинк Иван Егорович (Россия, 1787 - 1867) «Портрет Ивана Андреевича Крылова»

П. А. Плетнев сказал однажды: «Трудно найти человека, которого жизнь была бы до такой степени обогащена анекдотическими событиями, как жизнь Крылова».

1. Однажды на набережной Фонтанки Крылова нагнали три студента. Один из них громко сказал товарищу: «Смотри, туча идет». «И лягушки заквакали», — спокойно ответил баснописец в тон студенту.

2. За обедом хвастливый помещик рассказывал, что его люди в Волге вытащили стерлядь небывалых размеров: «Вы не поверите, длина ее вот отсюда и до...», — не договорив фразы, помещик вытянул руку в сторону другого конца стола, за которым сидел Крылов. Тогда Крылов, хватаясь за стул, сказал: «Позвольте, я отодвинусь, чтобы пропустить вашу стерлядь».

3. Однажды приятель, проезжая в пролетке мимо Крылова, поинтересовался здоровьем писателя:
— Как, ваша рожа? Прошла?
— Проехала, — ответил Крылов.

4. Рассказ о том, как Иван Андреевич вылечился неожиданным, странным образом. Обедал он как-то дома. Подали ему пирожки. Съел он первый пирожок и заметил горечь. Взял второй — тоже горький. Тогда он подумал: «Если умирать, то умру от двух, как и от шести». И съел все шесть. После чего желудок поправился.

5. Безобразие. Иван Андреевич Крылов слушал оперу, а его соседом оказался какой-то меломан, забывший, что в театре он не один (притопывал в такт музыке, подпевал певцам одним словом, мешал слушать).
— Безобразие! — сказал довольно громко Крылов.
— Это относится ко мне? — оживился сосед.
— Ну как вы могли такое подумать, — ответил ему Крылов. - Это относится к тому господину на сцене, который мешает мне слушать вас.

6. Много ли человеку нужно. Крылов любил поесть и аппетит имел отменный. На обедах в Английском клубе, членом которого он состоял, было принято самим накладывать себе подаваемые блюда. Иван Андреевич накладывал столько, сколько помещалось на тарелке. После обеда он обыкновенно молился и неизменно приговаривал: «Много ли человеку нужно».
Слова эти вызывали веселое оживление среди присутствующих.

7. А вы помойтесь, причешитесь. И.А. Крылов в быту был очень неопрятен. Его растрепанные, нечесаные волосы, запачканные, мятые рубашки и прочие признаки неряшливости вызывали насмешки у знакомых.
Однажды баснописец был приглашен на маскарад.
— Как мне следует одеться, чтобы остаться неузнанным? — спросил он у знакомой дамы.
— А вы помойтесь, причешитесь — вот вас никто и не узнает, — ответила та.

8. П..А. Катенин — поэт, драматург и критик в литературном споре крайне нелестно отзывался о И.А. Крылове.
— У вас к нему, должно быть, личная вражда? — спросили его.
— Вовсе нет, — последовал ответ. — Я сужу о нем только с литературной точки зрения. Спор продолжился, и разгоряченный Катенин привел еще один довод:
— К тому же он плохой человек. При избрании меня в академию один из всех положил черный шар.

9. В договоре о квартиросъемке Крылова заставили подписать обещание, что в случае пожара по его вине он обязан заплатить владельцу 60 000 рублей. Крылов подписал к указанной сумме еще два нуля и подписался со словами: «Мне все равно. Ни той, ни другой суммы у меня нет».

10. И.А.Крылов служил библиотекарем в императорской публичной библиотеке и жил в том же здании. Как-то на лето императорская семья поселилась в Аничковом дворце. Однажды на Невском проспекте император Николай Павлович встретил Крылова:
«А, Иван Андреевич! Каково поживаешь? Давненько не видались мы с тобой».
Баснописец ответил:
«Давненько, Ваше Величество! А, ведь, кажись, соседи?»

11. Врачи предписали Крылову ежедневные прогулки. Он следовал этому совету, и особенно любил прохаживаться по второму ярусу Гостиного Двора. Но эти прогулки были сопряжены с постоянными помехами, так как торговцы наперебой зазывали, чуть ли не силой затаскивая, Крылова в свои лавки. Однажды Крылова затащили-таки в меховую лавку. Он спросил:
«Ну, покажите, что есть у вас хорошего?»
Перед ним разложили множество мехов. Он внимательно пересмотрел их и попросил показать еще. Так он перебрал весь товар в лавке, поблагодарил и пошел в следующую лавку, где проделал то же самое. Потом зашел в третью лавку, в четвертую... Торговцы быстро поняли, в чем тут дело, и тех пор Иван Андреевич мог спокойно совершать свои прогулки.

12. Когда Пушкин читал свою драму «Борис Годунов», все присутствующие горячо выражали свое одобрение и восхищение. Только Крылов спокойно сидел в своем кресле. Немного задетый Пушкин к нему обратился:
«Иван Андреевич! Вам, верно, не нравится мой «Борис»?»
Крылов в ответ рассказал следующий анекдот:
«Один священник в беседах утверждал, что всякое творение Божие есть верх совершенства. Однажды к нему пришел ужасный горбун, с горбами спереди и сзади, показал свои горбы и спросил:
«Неужели, и это тоже верх совершенства?»
На что удивленный священник сказал:
«Да, более горбатого среди горбунов, наверно, нет. Ты - совершеннейший горбун».
Так и Ваша драма, Александр Сергеевич, наипрекраснейшая в своем роде».

13. Однажды граф Мусин-Пушкин пригласил Крылова на обед, главным блюдом которого были специальным образом приготовленные итальянцем-поваром макароны. Крылов опоздал на обед и приехал, когда уже подавали главное блюдо. Граф весело сказал:
«Виноваты! Вот вам и наказание!»
И Крылову наложили глубокую тарелку макарон с верхом. Крылов справился с этим наказанием. После этого граф предложил Крылову начать обед с самого начала по порядку, то есть с супа. Когда дело дошло до макарон, Крылову опять наложили полную тарелку. Когда Крылов доедал макароны, его сосед выразил опасение за желудок баснописца. Крылов удивился:
«Да что ему сделается? Я, пожалуй, хоть теперь же готов еще раз провиниться».

14. У Крылова над диваном, где он обыкновенно сиживал, висела большая картина в тяжелой раме. Кто-то ему дал заметить, что гвоздь, на котором она была повешена, не прочен и что картина .когда-нибудь может сорваться и убить его. «Нет,— отвечал Крылов,— угол рамы должен будет в таком случае непременно описать косвенную линию и миновать мою голову»

15. В одном из бенефисов знаменитой трагической актрисы Катерины Семеновны Семеновой вздумалось ей сыграть вместе с оперною актрисой Софьей Васильевной Самойловой в известной комедии «Урок дочкам», соч. И. А. Крылова. В ту пору они были уже матери семейства, в почтенных летах и довольно объемистой полноты. Дедушка Крылов не поленился прийти в театр взглянуть на своих раздобревших дочек. По окончании комедии кто-то спросил его мнения.
— Что ж,— отвечал дедушка Крылов,— они обе, как опытные актрисы, сыграли очень хорошо; только название комедии следовало бы переменить: это был урок не «дочкам», а «бочкам»

16. Однажды он был приглашен на обед к императрице Марии Федоровне в Павловске. Гостей за столом было немного. Жуковский сидел возле него. Крылов не отказывался ни от одного блюда. «Да откажись хоть раз, Иван Андреевич,— шепнул ему Жуковский.— Дай императрице возможность попотчевать тебя».— «Ну а как не попотчует!» — отвечал он и продолжал накладывать себе на тарелку.

17. Как-то он гулял или, вероятнее, сидел на лавочке в Летнем саду. Вдруг приспичило ему. Он в карман, а бумаги нет. Есть где укрыться, а нет, чем утереться. На его счастье, видит он в аллее приближающегося к нему графа Хвостова. Крылов к нему кидается: «Здравствуйте, граф. Нет ли у вас чего новенького?» — «Есть, вот сейчас прислали мне из типографии вновь отпечатанное мое стихотворение»,— и дает ему листок. «Не скупитесь, граф, и дайте мне два-три экземпляра». Обрадованный такою неожиданною жадностью, Хвостов исполняет его просьбу, и Крылов со своею добычею спешит за своим делом.

18. Лет двадцать Крылов ездил на промыслы картежные. «Чей это портрет?» — «Крылова».— «Какого Крылова?»— «Да это первый наш литератор, Иван Андреевич».— «Что вы! Он, кажется, пишет только мелом на зеленом столе».

19. Однажды за столом, когда долго говорили о сибирских рудниках и о том, что добываемое золото наших богачей лежит у них, как мертвый капитал, Крылов внезапно спросил: «А знаете ли, граф, какая разница между богачом и рудником?» — «А какая, батюшка?» — возразил граф. «Рудник хорош, когда его разроют, а богач, когда его зароют».

20. За обедом Иван Андреевич не любил говорить, но, покончив с каким-нибудь блюдом, по горячим впечатлениям высказывал свои замечания. Так случилось и на этот раз. «Александр Михайлович, а Александра-то Егоровна какова! Недаром в Москве жила: ведь у нас здесь такого расстегая никто не смастерит — и ни одной косточки! Так на всех парусах через проливы в Средиземное море и проскакивают» (Крылов ударял себя при этом ниже груди)...

21. Обыкновенно на званом обеде полагалось в то время четыре блюда, но для Крылова прибавлялось еще пятое. Три первых готовила кухарка, а для двух последних Александр Михайлович (Тургенев) призывал всегда повара из Английского собрания. Появлялся Федосеич за несколько дней до обеда, причем выбирались два блюда. На этот раз остановились на страсбургском пироге и на сладком — что-то вроде гурьевской каши на каймаке. «Ну и обед,— смеялся Александр Михайлович,— что твоя Китайская стена!» Федосеич глубоко презирал страсбургские пироги, которые приходили к нам из-за границы в консервах. «Это только военным в поход брать, а для барского стола нужно поработать»,— негодовал он; и появлялся с 6 фунтами свежайшего сливочного масла, трюфелями, громадными гусиными печенками — и начинались протирания и перетирания. К обеду появлялось горою сложенное блюдо, изукрашенное зеленью и чистейшим желе. При появлении этого произведения искусства Крылов сделал изумленное лицо, хотя наверно ждал обычного сюрприза, и, обращаясь к дедушке (А. М. Тургеневу) с пафосом, которому старался придать искренний тон, заявил: «Друг милый и давнишний, Александр Михайлович, зачем предательство это? Ведь узнаю Федосеича руку! Как было по дружбе не предупредить? А теперь что? Все места заняты»,— с грустью признавался он.
— Найдется у вас еще местечко,— утешал его дедушка.
— Место-то найдется,— отвечал Крылов, самодовольно посматривая на свои необъятные размеры,— но какое? Первые ряды все заняты, партер весь, бельэтаж и все ярусы тоже. Один раек остался.

Но вот и сладкое... Иван Андреевич опять приободрился.
— Ну что же, найдется еще местечко? — острил дедушка.
— Для Федосеича трудов всегда найдется, а если бы и не нашлось, то и в проходе постоять можно,— отшучивался Крылов.

22. Царская семья благоволила к Крылову, и одно время он получал приглашения на маленькие обеды к императрице и великим князьям. Прощаясь с Крыловым после одного обеда у себя, дедушка (А. М. Тургенев) пошутил: «Боюсь, Иван Андреевич, что плохо мы вас накормили — избаловали вас царские повара...»

Крылов, оглядываясь и убедившись, что никого нет вблизи, ответил: «Что царские повара! С обедов этих никогда сытым не возвращался. А я также прежде так думал — закормят во дворце. Первый раз поехал и соображаю: какой уж тут ужин — и прислугу отпустил. А вышло что? Убранство, сервировка — одна краса. Сели — суп подают: на донышке зелень какая-то, морковки фестонами вырезаны, да все так на мели и стоит, потому что супу-то самого только лужица. Ей-богу, пять ложек всего набрал. Сомнение взяло: быть может, нашего брата писателя лакеи обносят? Смотрю — нет, у всех такое же мелководье. А пирожки? — не больше грецкого ореха. Захватил я два, а камер-лакей уж удирать норовит. Попридержал я его за пуговицу и еще парочку снял. Тут вырвался он и двух рядом со мною обнес. Верно, отставать лакеям возбраняется. Рыба хорошая — форели; ведь гатчинские, свои, а такую мелюзгу подают,— куда меньше порционного! Да что тут удивительного, когда все, что покрупней, торговцам спускают. Я сам у Каменного моста покупал. За рыбою пошли французские финтифлюшки. Как бы горшочек опрокинутый, студнем облицованный, а внутри и зелень, и дичи кусочки, и трюфелей обрезочки — всякие остаточки. На вкус недурно. Хочу второй горшочек взять, а блюдо-то уж далеко. Что же это, думаю, такое? Здесь только пробовать дают?!
Добрались до индейки. Не плошай, Иван Андреевич, здесь мы отыграемся. Подносят. Хотите верьте или нет — только ножки и крылушки, на маленькие кусочки обкромленные, рядушком лежат, а самая-то та птица под ними припрятана, и нерезаная пребывает. Хороши молодчики! Взял я ножку, обглодал и положил на тарелку. Смотрю кругом. У всех по косточке на тарелке. Пустыня пустыней. Припомнился Пушкин покойный: «О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?» И стало мне грустно-грустно, чуть слеза не прошибла... А тут вижу — царица-матушка печаль мою подметила и что-то главному лакею говорит и на меня указывает... И что же? Второй раз мне индейку поднесли. Низкий поклон я царице отвесил — ведь жалованная. Хочу брать, а птица так неразрезанная и лежит. Нет, брат, шалишь — меня не проведешь: вот так нарежь и сюда принеси, говорю камер-лакею. Так вот фунтик питательного и заполучил. А все кругом смотрят — завидуют.

А индейка-то совсем захудалая, благородной дородности никакой, жарили спозаранку и к обеду, изверги, подогрели!
А сладкое! Стыдно сказать... Пол-апельсина! Нутро природное вынуто, а взамен желе с вареньем набито. Со злости с кожей я его и съел. Плохо царей наших кормят,— надувательство кругом. А вина льют без конца. Только что выпьешь,— смотришь, опять рюмка стоит полная. А почему? Потому что придворная челядь потом их распивает.
Вернулся я домой голодный-преголодный... Как быть? Прислугу отпустил, ничего не припасено... Пришлось в ресторацию ехать. А теперь, когда там обедать приходится,— ждет меня дома всегда ужин. Приедешь, выпьешь рюмочку водки, как будто вовсе и не обедал...»

23. Императрица всегда желала познакомиться с Иваном Андреевичем, и Жуковский повел его в полной форме библиотекаря императорской библиотеки в белых штанах и шелковых чулках. Они вошли в приемную. Дежурный камердинер уже доложил об них, как вдруг Крылов с ужасом сказал, что он пустил в штаны. Белые шелковые чулки окрасились желтыми ручьями. Жуковский повел его на черный дворик для окончания несвоевременной экспедиции.