Тайга
Поднялись с рассветом. Поприветствовали солнце и стали ждать, что будет дальше. А дальше было так.
На тропинке показалась прекрасная дева. Молча, окинула нас взглядом и, сделав знак идти за ней, двинулась по тропе.
Шли как в тумане до вечера. Никто не устал, но наш прекрасный и молчаливый проводник, указав место для ночёвки, покинул нас. Недолго думая мы устроили себе ужин у костра.
– Лишаясь права на личное оружие, люди становятся беззащитны, – рассуждал я вслух. – Беззащитность одних провоцирует агрессию других. Государство, монополизируя право на жизнь и на смерть своих граждан, рушит вековые устои, вросшие в плоть и кровь. Но взамен дает лишь иллюзию права. Это право до сих пор не понято и не признано, и навряд ли когда-нибудь станет работать.
– Да, остатки старых устоев находятся в противоречии с новыми законами, но именно эти остатки и позволяют ещё поддерживать порядок. Как только они исчезнут окончательно, наступит время полнейшего беззаконья и безответственности. Можно станет писать любые законы и правила, они не будут иметь никакой силы. Их просто не поймут, – поддержал меня Ика.
– Наивно предполагать, что именно знание законов побуждает их соблюдать. Соблюдают их лишь те, в ком ещё сильны устои, даже если они этого не осознают. Классическая формулировка юриспруденции «незнание закона не освобождает от ответственности» являет собой ярчайшую иллюстрацию того, что на самом деле побуждает людей блюсти право.
– Устои питаются образом жизни. Смена образа жизни позволяет ликвидировать основы устоев.
– Следовательно, мы на пути не к справедливому государству. Но куда, же мы идём? И зачем? Кто делает из нас чистый лист? – включился в беседу старший из ребят, остальные внимательно слушали. Они ещё не привыкли к нашим вечным беседам.
– Чистый лист, в данном случае, не значит безупречный. Скорее пустой. И эту пустоту выжигают каленым железом. Плоть шипит, запекается кровь и вместо желаемой пустоты остаются шрамы. Но тот, кто это делает, не останавливается, ни перед чем, – ответил я.
– Может быть, мы сами это делаем с собой по собственной глупости? – спросил кто-то из ребят.
– Возможно. Однако, в людях заложен огромный потенциал самосохранения, это же дело иначе как самоубийством не назовёшь. Следовательно, нравственные устои, что даются нам от рождения не поддаются коррекции, поэтому даже такая попытка нас убивает.
– Но, возникает законный вопрос – откуда или вернее, почему появляется так много безнравственных людей? – спросил старший.
– Они такими приходят в этот мир. А это означает, что цепочки основ могут подвергаться внешнему воздействию, изменяя сущность воплощающейся личности. Или же допускать к воплощению чуждые сущности, для которых существует другая нравственность, иная мораль, нечеловеческая, – со вздохом произнес Ика.
– Именно нравственные устои не позволяют окончательно воцариться на нашей планете чужой жизни. Чужая жизнь имеет свои нравственные устои. Они ни хорошие, ни плохие, они просто иные. Наша жизнь не может существовать по этим устоям, так и иная жизнь не может по нашим. Кто-то должен уйти. Поскольку их нравственность должна убить нас, а наша защитить, то нашу нравственность искореняют враги и предатели, – развил тему я.
– У человечества много защитных механизмов. Они все взаимосвязаны и могут дублировать друг друга. Поэтому необходимо устранить все эти механизмы, чтобы уничтожить нас. За несколькими отличиями многие формы жизни имеют подобные механизмы. Без них невозможно осуществлять все функции жизни, – продолжил Ика.
– Имея такие механизмы, жизнь может осваивать новые пространства. Таким образом, создаются новые миры. Если же у какой-то формы жизни недостаёт какого-либо механизма, то она не может ни осваивать новые пространства, ни защищать освоенные. И главное, не может полноценно и самостоятельно выполнять функции жизни, что может привести к её полному исчезновению, – сказал я.
– Такое исчезновение есть, по сути, крайняя форма защиты, высшая мера. Эту высшую меру принято называть концом света, – резюмировал Ика.
– Но кто хочет уходить безвозвратно в небытие? – резонно поинтересовался старший группы.
– Разумно. Те формы жизни, которые потеряли часть своих механизмов защиты, пытаются завладеть чужими реликвиями. У них нет иного способа сохранить себя и освоить новые пространства, – ответил я.
– Что же делать?
– Как бороться с загнанным в угол зверем? – я посмотрел на огонь и поделился своим мнением. – Он силён, изворотлив, разум его иной. Его не просто понять. Это он руками неразумных правителей лишает нас возможности защищаться. Отучает нас думать и видеть мир таким, каков он на самом деле. Переводя фокус восприятия в виртуальное пространство, он отучает нас от пока ещё нашего реального мира.
– Враг всегда здесь, всегда рядом, ведь у него нет своего мира-дома. Он изучает нас. Ведь мы ему так же непонятны. Его можно научиться чувствовать и даже видеть. Одна из примет – льющаяся кровь. Так проявляется его присутствие. Раньше была примета для определения нехорошего человека – в его присутствии скисало молоко, – произнес Ика.
– Он давно с нами. Поэтому оставил много следов в нашей жизни. Эти следы есть следы борьбы. Приметы, легенды, культы, практически всё, что называют народным творчеством, то есть то, что нельзя приписать конкретному автору. Даже разнообразие языков есть не что иное, как следы борьбы, – добавил я.
– А что такое механизмы защиты? – спросил кто-то из ребят.
– Механизмы защиты используются для организации информационного центра. В нашем случае солнце источник чистой читай нейтральной энергии, а земля информационный центр. Именно такая система позволяет материализовывать энергию. Придавать форму, наполнять смыслом. То есть выполнять функции жизни. То есть жить, существовать, – ответил Ика.
– Но в нашем окружении не существует подобной системы. Единственный обитаемый мир на такое пространство. Было ли так всегда или что-то произошло? А может быть, вселенная когда-то была размером с один мир? – предположил старший группы.
– Мир значений и смыслов ныне – сломанный мир. Наша мозаика, состоящая из механизмов защиты неисправна. Но это другая история. Давайте спать, может быть, вы получите ответы во сне. Всё равно словами всего не объяснить, – закончил нашу беседу Ика.
Вспомнилась пустыня, оазис, костёр. Только звёзды здесь какие-то не такие или показалось. С такими мыслями я провалился в сон.
…Люди в восточных одеждах что-то закапывали в песок. Кто их так напугал? А, кажется, я понял – с заката надвигается песчаная буря. Что же они так испугались привычной в этих местах стихии? По их настроению видно, что они не просто что-то прячут, но и готовятся умереть, чтобы никто не узнал, где они укрыли эти сокровища. Надо же какая ответственность?
А кто же потом всё это найдет и главное как? Чёрт, да ведь это я должен найти то, что прячут эти бедолаги. Поэтому я и вижу их во сне. Как же мне запомнить место? Один песок вокруг, никаких ориентиров. Придётся запоминать ощущение места, а потом шляться по пустыне или пустыням и распознавать ощущения. Весело. Хорошо бы ещё кто-нибудь увидел такой или именно этот сон…