Происхождение экзамена
Давно ищу ответ на вопрос - как это возникло, к полному изумлению, об этом не сообщают даже весьма подробные работы по истории образования или средневековых университетов. Но вроде бы постепенно удалось прийти к пониманию.

Некоторая форма проверки знаний существовала "всегда", это очевидно. Заканчивающие кафедральную школу или университет в 12, 13 вв. должны были предстать перед коллегией преподавателей (9 или 6 человек) и ответить на те вопросы, которые преподаватели могли задать. В рамках курса, книг, по которым шло преподавание. Чуть позже это делалось в форме диспута. На "первом курсе" факультета искусств такие экзамены были чаще (учились там студенты такие, что по нашим понятиям - еще школьники, туго грамоте разумели). Кстати, преподавание было устное, формы проверки знаний - тоже, так что даже банальная грамотность (на латыни) была под вопросом и в некоторых университетах ее проверяли. А иногда не проверяли. На высших факультетах экзамены или вообще не проводились, или были пустой формальностью - студент являлся пред коллегией преподавателей, иногда с ним беседовали - не столько спрашивая предмет, сколько просто разговаривая (а чего ты, Клаус, даже простейшего латинского стиха сочинить не можешь?).

Экзамены проникали в университет извне. Все Средние века цервовь вела борьбу с низким уровнем образованности священников (и монахов). Есть впечатляющие примеры неграмотности священников, и есть кипы постановлений, которые призваны с этим бороться. Во многие монастыри брали с разбором, после того, как кандидат отвечал на некоторые вопросы. кафедральные и монастырские школы готовили будущих священников и монахов - туда спускались инструкции, что должен знать священник, и студенты сдавали экзамены - отвечали на положенные вопросы о материале (те или иные книги, цитаты, правила).

Экзамен на степень проходил довольно забавно. За многие столетия в университете скапливалось множество пожеланий и наставлений разных инстанций (старых профессоров, инспекторов и пр.) о том, что следует спрашивать и что должен представить студент, дабы пройти испытание. Все сознавали, что исполнить весь объем требований физически невозможно - туда включались пробные лекции по разным дисциплинам, знание книг, которые уже больше не преподавались и т.п. Для экзамена каждый год профессора отбирали из всего этого хлама то, что считали нужным сейчас проверять - опираясь на читаемые сейчас курсы, здравый смысл и пр. Так что "на бумаге" требования к испытуемому были преогромны, и не знающий некоторых негласных установок студент мог с ума сойти от ужаса, но на самом деле испытания были трудные, но вменяемые. Видимо, за этой кутерьмой стоял еще один смысл - тогда студенты очень много путешествовали, занимались то в одном университете, то в другом. А потом где-нибудь останавливались, чтобы получить степень. Видимо, это был способ немного "утяжелить" студента - там, где он собирался получить степень, рекомендовалось хоть немного, хоть несколько месяцев потереться, узнать - как и что. А не в пару дней - приехал, сдал (отболтался) и утек с дипломом данного университета в кармане, где его никто и не видывал. Кстати, экзамен на степень был двойной - приватный и публичный. На первом было неформальное собеседование с коллегией преподавателей, второй - публичный диспут. По крайней мере, так было у студентов юридического факультета. Но, конечно, не везде.

Итак, были некоторого рода испытания (=экзамены) при поступлении в корпорацию (монастырь; университет), при продвижении в ней (принятие сана, переход на другой курс), по окончании стадии обучения (экзамен на степень). Но при всем сходстве - это не современный экзамен. В значительной степени это походило на собеседование - преподаватели спрашивали, что их интересовало у данного студента, весь экзамен проходил устно, оценок не было, установленного количества вопросов не было, программы опроса не было.

Экзамены стали появляться как границы на карте - с появлением государств. Государство брало на свое обеспечение университеты (это отдельная история; огосударствление отличалось от патронажа владетельных особ, которые тоже давали особые права (=академические свободы), иммунитет от местных влстей и денежные пожертвования и стипендии). А для бюрократии, если на баланс поставлено учреждение - надо иметь единообразные правила, иначе не разобраться. и с появлением государств и развитием чиновной бюрократии экзамены стали приобретать форму современных. Когда имеется где-то утвержденная программа, которой университет и экзамен должен соответствовать. Когда заранее известно и централизованно назначено, какой объем знаний будут проверять. Когда экзамен часто сдается письменно и представляет собой документ.

до того было так:
Жак Ле Гофф=Интеллектуалы в средние века:
"...Незадолго до личного экзамена consiliarius нации, к которой принадлежал кандидат, представлял его ректору. Кандидат клятвенно заверял последнего, что исполнил все, что требуется уставами, и не пытался подкупить своих экзаменаторов. В предшествующую экзамену неделю один из мэтров представлял его архидиакону, ручаясь за его способность выдержать проверку. Утром в день экзамена кандидат, прослушав мессу Св. Духа, представал перед коллегией докторов, один из которых давал ему два отрывка для комментирования. Он удалялся к себе, чтобы подготовить комментарий, который зачитывался вечером в общественном месте (чаще всего в соборе) перед жюри из докторов, в присутствии архидиакона, который, однако, не имел права вмешиваться. Вслед за комментарием он отвечал на вопросы докторов, которые затем удалялись для голосования. Сдав этот экзамен, кандидат становился лиценциатом, но еще не получал докторского звания и права на преподавание: для этого требовалось пройти публичный экзамен. С помпой кандидата сопровождали в собор, где он произносил речь и зачитывал тезисы о каком-нибудь из правовых положений, а затем защищал их от нападавших на него студентов. Тем самым он впервые играл роль мэтра на университетском диспуте. После этого архидиакон торжественно вручал ему лицензию, дающую право преподавать и соответствующие знаки отличия: кафедру, раскрытую книгу, золотое кольцо, судейскую шапочку или берет.
От юного парижского артиста требовалось получение предварительной степени. Трудно утверждать с полной уверенностью, но вероятнее всего она была итогом первого экзамена, determinatio, в результате которого студент становился бакалавром. Determinatio предшествовали еще два экзамена. Сначала кандидат должен был выдержать дискуссию с мэтром во время responsiones. Дебаты происходили в декабре перед постом (во время которого происходил экзамен). Если кандидат успешно проходил эту проверку, то его допускали к ехатеп determinatium или baccalariandorum, где он должен был доказать, что удовлетворяет требованиям статутов, и продемонстрировать знания текстов, включенных в программу авторов, отвечая на вопросы жюри мэтров. Вслед за этим следовало determinatio: во время поста он читал ряд курсов, чтобы показать свою способность к университетской карьере.

Вторым этапом был собственно экзамен, который давал лицензию и степень доктора. Он также подразделялся на несколько этапов. Самый важный из них заключался в серии комментариев и ответов на вопросы перед жюри из четырех мэтров под председательством канцлера или вице-канцлера. Несколькими днями позже канцлер торжественно вручал кандидату лицензию во время церемонии, включавшей в себя лекцию (collatio), которую тот должен был прочесть, но она была чистой формальностью. Примерно через полгода кандидат действительно становился доктором во время inceptio, соответствующего болонскому conventus. Накануне этого дня он принимал участие в торжественной дискуссии, получившей название вечерни. В день inceptio он произносил перед факультетом инаугуральную речь, после чего ему вручались знаки отличия, соответствующие его степени.

...В первый учебный день, то есть в тот день, когда открывший диспут мэтр мог прочитать лекцию, поскольку воскресенье, праздничный день или какое-нибудь другое препятствие могли ему помешать выступить сразу же, на следующий день мэтр возвращался к теме, обсуждавшейся в его школе ранее. Насколько ему позволял материал обсуждения, он приводил в логический порядок выдвинутые против него возражения, придавал им законченную формулировку. За возражениями следовали аргументы в пользу предложенного им учения. Затем он переходил к доктринальному разъяснению, которое в большей или меньшей степени проистекало из обсуждавшегося вопроса. Именно оно составляло центральную и важнейшую часть второго сеанса, determinatio. Он завершал диспут ответами на каждое из возражений против выдвинутых тезисов...

Акт determinatio, записанный мэтром или одним из слушателей, был конечной целью диспута.

Вот в какой обстановке получал развитие особый жанр: диспут quodlibet. Дважды в год мэтры могли занимать кафедру, предлагая рассматривать проблему, поставленную кем угодно и по какому угодно поводу (de quodlibet ad voluntatem cujuslibet).
Отец Глорье описал это упражнение следующим образом:

Представление начиналось от трех до шести утра, во всяком случае, очень рано, поскольку диспут мог продлиться очень долго. Для него были характерны причудливость, импровизация, неопределенность. Во время самого диспута аргументы не отличались от всех прочих, но его особенностью было то, что инициатива принадлежала не самому мэтру, а его ассистентам. При обычном диспуте мэтр заранее объявлял о занимающих его предметах, он размышлял над ними и готовился к их обсуждению. Во время диспута quodlibet кто угодно мог поднять какую угодно проблему.

Это представляло немалую опасность для принимавшего вызов мэтра. Вопросы или возражения могли выдвигаться со всех сторон: они могли быть враждебными, курьезными, мудреными, какими угодно. Отвечающего могли спрашивать искренне, чтобы узнать его мнение; но могли попытаться запутать в противоречиях, могли принудить высказаться по рискованным темам, о коих он предпочел бы молчать. Иной раз его расспрашивал любопытствующий чужестранец или беспокойный ум; часто — ревнивый соперник или пытливый мэтр, пытающийся поставить испытуемого в затруднительное положение. Иногда темы были интересными и ясными, иной раз вопросы были двусмысленными, и мэтру было не просто в точности уловить их истинный смысл. Одни слушатели чистосердечно ограничивались чисто интеллектуальной сферой; другие пытались вытянуть из него задние мысли о политике или желали его очернить... Тому, кто решался вести такой диспут, следовало обладать незаурядным умом и почти универсальной компетентностью."