О стали, лишайниками облепленной
В стереотипном описании олимпиадников с Московщины обязательно упоминается поход в Хибины, и это самое ужасное, вызывающее у меня наибольшее желание забиться под подушку и рыдать -- потому что делается это только с той целью, чтобы зловонные эфиры московитства запустить за Полярный круг. Всем известно, что Питер -- это проклятое место, но мало кто знает, почему: это не Евфросинья из Суздаля вопиёт, и не кости крестцовских крестьян, а нечто гораздо более глубинное, это из-под болотной земли трубит Калевала: ибо, двигаясь с юга на север, именно на широте Питера ты пересекаешь черту, отделяющую чертоги небожителей от бренной земли, и, если твоя душа грехами преполовлена, не пустит тебя суровая северная земля, высосет каменными жвалами все соки и выплюнет опустошённую оболочку, и будет она клоками висеть на стали линии Маннергейма. Рома Михайлов вот ходит по ней, и то ощупью -- да по ней иначе-то ходить никак и нельзя.
Московиты, жерновами своих бетоноукладчиков прорываясь вовнутрь тончайших паутинок Севера, вдруг видят себя опутанными и переваренными. Даже Питер, этот сатанинский оплот сильного колдунства ордынского московитства, был почти сразу размыт и съеден почвой, которая на километры вглубь утоптана веками песен ингерманландцев. Теперь вот олимпиадники, теперь вот Хибины. Да как вы смеете, сивопузые, идти туда? как вы, ног не помывши, книгу МАЛГИЛ читать будете? да никак, ходят, и роняют грязь с ног и с помыслов своих, вопит природа как резаная, как Арктика от урановой нефти, льющейся помойными водопадами на белых гагар из ржавых танкеров, и Маннергейм на небесах роняет скупую слезу, рассыпающуюся на айсберги около Свальбарда.
Вот степи всё хорошо, всё стерпит, и калмыков, и Пугачёва, и шизу красных комиссаров, и машинное масло танков панцерваффе, что уж про пятисемитов-то говорить. Потому и лежит полудохлая, маниакально-депрессивная, каналами не прорубленная, и немцы поволжские на ней тонким флёром-то даже и не задержались, сметённые дьявольской шваброй в дьявольский совок и кучкой сваленные на другом концу степи, где-то под Павлодаром, у Касыма Пшембаева за пазухой. Закрутили не пойми как связность своими переселениями народов, а она когда-то плоской была. Всё хорошо либо на севере, за 60 градусами, там, где Шуйский завод, Выгский монастырь, Маргаритинская пристань, либо там, где связность плоская — между Волгой и Эмбой, где Яик течёт, где Гурьев, где Лбищенск, где Яицкий городок, где Эльтон и Баскунчак, где Александрой Гай, где Узени, на Иргизах скиты, Балаково, баржи по Волге идут грузовые. Я человек, из дому выходить не любящий, но если бы я хотел совершить кругосветное путешествие -- то не южнее чтобы 60 градусов: Трумсё, Лойъяврсийт, Нарьян-Мар, Салехард, Игарка, Туруханск, Русское Устье, Певек, Анадырь, Дедхорс, Олд-Кроу, Йеллоунайф, Икалуит, Готхоб, Рейкьявик, Нарвик. Только тогда спасётся Россия, когда машинное масло и грязь от сапог чапаевских смыты будут, когда придёт Север и оплодотворит, расчленив, тупую Степь, глупую и крикливую, как чёрные вороны над трупами детей твоих. Хочу, чтобы меня похоронили в айсберге, как Виллема Баренца, только там степных расстройств ваших нету и там только вечный покой.