А кто третий?

Лондон, Рыбаков и Эренбург.

козероги - народ настойчивый)

Дмитрий Быков написал хорошую статью (как всегда, впрочем). Но почему он не рассматривает (вообще) последний роман Джека Лондона "Корпорация убийц"? Не дописан, но почти дописан - и соответствует концепции статьи.

А он стоит рассмотрения? Прочесть-то я его прочел, но впечатления никакого не осталось. Факто моей биографии, конечно.

Как концептуальная вещь - безусловно. Литературно - ну, тут судить не будем, вещь неокончена.

"Чтобы обойти запреты цензуры, Эренбург цитировал запретную Цветаеву и запретного Мандельштама не стихами, а как прозу".
А вот это - бред, даже странно читать у Кедрова такое. Стихи, выписанные в строку - так были написаны почти все ранние стихи Эренбурга, и напечатаны так же, это просто авангардизм времен его молодости - точно так же писала и публиковала свои стихи его знакомая, гениальная Мария Шкапская. Во всяком случае, так напечатаны ее первые книги - "Кровь-руда" и "Барабан Строгого Господина".

Кедров вообще странный, но тут-то речь о журнальной публикации шестидесятых годов. В девятитомнике (1967) Цветаева цитируется нормальными стихотворными строчками. Я не могу сейчас проверить, что было в "Новом мире", но, если и вправду "как прозой", то Кедров, похоже, прав.

Я не о том, как писала Цветаева. Я о том, что Эренбург почти все стихи цитирует "как прозу". Это его манера со времен молодости. Тувима ему не надо было скрывать от цензуры, верно?

Так я как раз о том, что не только Цветаеву, но и Тувима он цитирует как стихи. По крайней мере, в готовившемся при жизни девятитомнике.

"Девятитомник" - Эренбурга, а не Цветаевой.

"Люди, годы, жизни" - учебник литературы для моего поколения.
Про Д.Лондона уже написала. И Вы трогательно откликнулись :-)

Да и не только литературы...

Когда-то СД написал мне:
"Недавно прочитал в мемуарах Эренбурга, что, вернувшись в Москву из Парижа, он хотел написать французским друзьям, порвал все свои письма. Он говорит: " Мы жили в разных измерениях". Я Эренбурга очень хорошо понимаю. Ничего не возможно объяснить. Все, что я мог бы написать, требует подробных, рискованных объяснений. Я не могу объяснить,счастливы мы или несчастливы, богаты или бедны, почему недоволен своим литературным положением, что меня угнетает в семейной жизни. Поэтому говорить можно либо о самом общем и главном, либо о пустяках. Главное заключается в том, что эмиграция - величайшее несчастье моей жизни, и в тоже время - единственный реальный выход, единственная возможность заниматься выбранным делом. При этом я до сих пор вижу во сне Щербаков переулок в Ленинграде или подвальный магазин на улице Рабчинского. От крайних форм депрессии меня предохраняет уверенность в том, что рано ил поздно я вернусь домой, либо в качестве живого человека, либо в качестве живого писателя. Без этой уверенности я бы просто сошел с ума."

Да. Измерения и сейчас вполне различны, а уж тогда...

Мда... Великие люди... Да поздравим же их!