Гитару из дома не уноси, или о верных друзьях
Говорят, что верно служил Чингизу (владыке Богдо) Аргасун-хурчи, не раз его выручал и подавал мудрые советы. Но вот случилось так, что Чингизу «доложили, что Аргасун-хурчи, напившись допьяна, взял золотой хур и ночевал в другом месте. Бладыка Богдо позвал Богорчи и Мухули и сказал им: «Разыщите Аргасун-хурчи и убейте его так, чтобы он не издал ни звука». Богорчи и Мухули пошли и сказали: «Аргасун-хурчи, за то, что ты напился пьян, взял хур и ночевал с ним в другом месте, нас послали убить тебя, да так, чтобы ты не успел издать ни звука». Аргасун-хурчи им ответил: «Говорят, осужденного на смерть полагается выслушать. Говорят, умирающему дают сказать слово». Когда он это сказал, то двое сановников не стали его убивать. Они привели его, держа под мышками чашу для великого, держа у ребер чашу для могущественного. Владыка Богдо почивал. Богорчи и Мухурчи стали государю докладывать, стоя за задней стеной его юрты. Они сказали: «В светлом дворце твоем уже рассвело. Буди уже дворцовых девушек и юношей. Все, кто навлек на себя твой гнев, уже пришли и находятся здесь. Отдай светлый свой указ и прости их. В яшмовом дворце твоем уже давно светло. Прикажи поднять войлок у дверей юрты. Страдающие все уже собрались. Соизволь отдать свой яшмовый указ и освободи их».

Вот так говорили эти страдающие. Что скажу три раза – тому верь, а что два раза повторю – к сведению прими. И в точности так они говорили, потому что вся правда об этом написана в «Золотом сказании». И в этой книге в точности так и написано – а раз там так написано, то отчего же и не сказать, что именно так они и говорили? И вот что произошло дальше:

«Когда они так доложили, государь соизволил согласиться. Они вошли. Впереди бы Аргасун-хурчи. Государь не проронил ни слова. Богорчи и Мухули тоже не проронили ни слова. Тогда Аргасун-хурчи сам стал докладывать: «Говорят, когда на щебечущую птицу, поющую на семидесяти языках, бросится ястреб с раскинутыми крылами, она не сможет даже крикнуть «джан». Когда мой влыдка, посланный судьбой, строго допрашивает меня, я не могу вымолвить своё «джан». С десятилетнего возраста я был хранителем твоего золотого хура. Я изучал твои мудрые изречения. Но я не был замечен в плохих помыслах. Да, я напился водки. Напившись водки, в пьяном виде взял я твой хур, но ничего дурного я не замышлял. С двадцати лет я являюсь хранителем твоего святого хура и изучаю твои мудрые шутки. Но я не был замечен ни в каком дурном поступке. Да, я напился водки. Выпив водки, взял твой святой хур, но никаких дурных намерений у меня не было.»

Вот так кратко говорил Аргасун-хурчи. Все молчали, и потому ему пришлось говорить. Он выпил водки, и говорить ему было трудно – но что же делать, раз все молчали? Пришлось говорить. Я вот тоже, когда приходится объяснять начальству, не могу иной раз вставить своё «джан». А что делать? Лучше, когда приходится говорить, хоть и выпив водки, чем когда тебя убивают, не дав сказать даже слова. Первое трудно, но всё же лучше, чем второе. Это понятно. И потому сказание продолжается:

«Когда он всё это сказал, государь выслушал и соизволил повелеть: «Ты хорошо сказал, мой Аргасун-хурчи! Ты хорошо пошутил, мой Аргасун-хурчи!» Он не стал казнить его и обнародовал свой указ.»

Вот так и закончилась на этот раз история Аргасун-хурчи. А могла бы и иначе, если бы не честные друзья. Но брать чужую гитару он больше не будет. Никогда. Ну, конечно, если не выпьет водки. А это уже совсем другое дело, каждый знает. А кто не знает – я объясню. «Золотое сказание» - это монгольская такая история. Написана она была в 17-м веке. А тогда еще не врали, как сегодня – тогда врали совсем иначе, что и можно увидеть, если прочитать книги 17-го века. А иначе это практически никак увидеть нельзя. А прочитать легко – издали в 2005 году, в серии «Сфера Евразии», эту отличную штуку – «История в трудах ученых лам». Там три истории монгольских, 17,19,20 веков – и все на один мотив. Хорошие шутки.