Бумажный пакет
Как сделать писателя немного счастливым? На Соколе, как идти к заводу имени Баркова, стоят киоски, в трёх из них, идущих подряд, меня узнают продавщицы. Мы здоровкаемся. Овощной (с "х" фрикативным), молочный (сверху вниз что-то бурятское), газетный. Про хлебный пока не уверен, там всё время одна и та же тоже "х" фрикативная бабушка с очками на носу, но узнаёт ли, пока не колется. Она прохладна как Катрин Денев, может и не узнаёт. Забавнее всего, разумеется, с газетной. В возрасте Марии Игоревны, тоже очки, конопушки. Каждый день покупаю один и тот же набор газет, уже не спрашивая, знает, что по четвергам на одну газету больше. Каждый день придумывает новые реплики, расширяет пространство. "Что-то вы сегодня рано". "Что-то вы рано без шапки". Сегодня ошарашила тем, что сказала, что я хороший писатель. Откуда? "А люди за вами которые газеты покупают, сказали, что вы писатель и, между прочим, хороший". Думал шутит. Прикалывается. Стала объяснять, что две женщины и какой-то парень, "вы ведь вон там живёте?" Да. "А они в доме напротив и наискосок". Откуда? Теперь думок на день. Главное, что раз люди говорят, значит правда. Осанка тут же выпрямилась. После бесонной-то ночи.

Вернулся домой (за телефон заплатил, газеты купил, программа на день, вроде выполнена) и меня тут же поставили на место. Юзер chuprinin, составляющий авторский литературный словарь, поместил меня между непрофессиональных критиков,типа Мелихова и, гм, Б***кова. Снова задумался. Теперь уже о том, что такое "профессиональный критик". Для меня, живущего с этого дела вот уже больше десятка лет, главным мерилом были именно деньги. Конечно, в последнее время стал меньше писать, но "Топос" я делаю именно как критик, воплощая концепцию и тд. Ну и в журналы продолжаю писать. Другое дело, что великая вещь позиционирование. Изменил свой статус, стал писать худлит и теперь вроде как уже не критик вовсе. То есть, юзер chuprinin на меня уже иначе смотрит, как на прозаика, который время от времени, вне системы, высказывается о коллегах. То есть, когда самым молодым академиком в академию критиков брали критиком был, а сейчас перестал? Да и система, вроде, есть. Топоров собрал сборник моих статей для издания в "Инстанции вкуса" именно с точки зрения существования системы. Да и романы-то я писать стал только потому, что текущего худла перечитался. Помню, читаю я роман ****, а затем роман *** и отчётливо понимаю, что могу не хуже. В том числе и как критик понимаю. Другое дело, что жил я тогда в городе Ч. и воспринимался оттуда как критик, а вот как на Соколе жить стал, так профессионализм мой куда-то взял и улетучился, в иное качество перешёл (см. предыдущий абзац), ну и ладно. Тем более, что ты же не станешь про себя говорить, что ты критик. Ты же не Немзер какой. Критик - это тот, кого критиком называют.Как тут не порадоваться вовремя сменённому позиционированию. Гора с плеч.

Гора с плеч, да в ней намёк, мелкий-мелкий уголёк. Центр становится менее интересным, все истории происходят на периферии. Центр принадлежит всем, он высосан, по Тверской уже просто невозможно, воздуха нет,дырявый он. Но ты отползаешь в сторону сумерек, в районы цвета пепси-колы, и там, во тьме ещё неоперившихся деревьев шумят истории. Я заметил эту плотность когда жил на Шаболовке, ходил каждый день мимо Шуховой башни, вот и Левкин описывает пространства к югу от центра, сначала думал, что юг, но поселился на севере и нашёл тут тоже непохожести, то есть фрагменты, которые не похожи на город, в которым ты живёшь, в котором можно забыть про Москву. А ещё есть люди, с которыми ты забываешь. Или такие квартиры, где тебе не напомнят. Потому что телефон отключен. Но это редко,чаще, всё-таки, ты живёшь именно там, где ты живёшь. Вот внутри моей нынешней квартиры - Москва, а раньше её было меньше, она там, на Шабаловке, была разреженней что ли, особенно когда включишь горячую воду в ванной на полную мощь. В туалете у нас висела карта, вырванная из "Гео", может, поэтому там была словно бы такая щель, а потом ещё когда из дома выйдешь, можно пойти направо, и там чуть больше Москвы (Башня), а можно налево, где шумное шоссе, из-за которого, тем не менее, Москвы меньше. Потому что конструктивистские дома и пролетарского вида гастроном с мусорными баками во дворе, иномарки туда редко заезжают. Жить в Москве - и значит быть писателем, даже если ты ничего не пишешь, но тут или тобой пишут, или вот метро, как нарратив такой, жёсткая фабульная схема или же ты просто идёшь по улицам и неважно куда идёшь и неважно как, какими переулками, но ты пишешь, потому что знаешь, что находишься тут, а, значит, пишешь. Потому что возникает зазор между тобой и реальностью, зазор, в который может втиснуться текст, даже если это твой внутренний голос, и ты видишь себя со стороны, а писатель и есть тот, кто видит себя со стороны как уже готовый или подготовленный к печати текст, отполированный редактором и корректором, свёрстанный, предложенный к. Там на Шаболовке сыро, несмотря на то, что никаких водоёмов, а вот на Соколе мне кажется, что сухо, несмотря на переменную пасмурность и постоянные дожди, отчего-то - из-за дома напротив, что ли? По телефону приходят голоса, потом я снова пристрастился книжки читать, значит, дело к поправке, снова стало интересно и жалко на газеты время тратить. Вот ещё бы интернет запретить, тогда точно снова писать начать можно будет. Потому что тут ты пишешь, даже если ты не пишешь, каждый день, и уже, вроде как, писать не нужно, писание есть забывание и вытеснение, а Левкин в "Мозгве" прав - нам тут не нужны дополнительные источники забывания, оно тут само собой происходит, каждый раз столько новостей, что не унесёшь бумажные пакеты, будут сыпаться из рук, прибегут охранники "Рамстора", то вороны кричали, а теперь ещё и чайки добавились, пруд возле кинотеатра "Баку", расписание которого невозможно найти ни в одном легальном расписании, словно здесь кино конрабандное такое и высится громада достраиваемой высотки, которая никак не добавляет району метафизики, если только расшатывает разнообразие. А можно продвинуться ещё дальше, ближе к области, где пространства уже не стесняются собственного расползания, но продвинуться не на метро, в три присеста или шага, а ногами, вдоль по Войковской косолапой и дальше, к безбрежности речного стадиона, плавно переходящего в водный вокзал. Тебе появляться здесь эпизодически и никогда не обжить, не охватить, всё время будет рассыпаться на часности и рекламы, как те бумажные пакеты в "Рамсторе", интересно, если бы "Улисс" писался здесь и сейчас (объявления о знакомствах, пасхальный фестиваль, сыр, немытая машина, "гора с плеч", японское стихотворение про звёзды, голоса, приходящие по телефону), какой маршрут выбрал бы отверженный всеми еврей?