Хотелось бы надеятся, что "останутся" и что "будут". Моя беда в том, что мой английский, в общем, приемлимый для бытового и профессионального общения и чтения, оказывается совершенно никаким, когда дело идёт об Эмилии Дикинсон (у меня есть томик её стихов) или об английской литературе и особенно поэзии, когда она более или менее изыскана. Вот. Оказывается, единственный язык, который я более или менее понимаю, когда на нём говорят другие, и на котором я способен говорить более или менее именно то, что хочу сказать, единственный язык этот оказывается именно этот. Ничего другого нет. Всё остальное закрыто. Для меня это так. Может быть, для кого-то по-другому?

А у меня отчасти наоборот: поскольку все языки, которыми я отчасти владею, имеют книжный и даже весьма архаичный облик, то читать и понимать тексты 18-19 веков мне проще, чем обыденную речь нынешнего дня. Я могу объяснить на английском или немецком про какой-нибудь трактат или музыкальную форму, или побеседовать о поэзии, но вряд ли растолкую что-нибудь относительно банковской операции, отправления самолёта или заказа гостиницы.