Герберт Витценман "Двенадцать добродетелей"
О мышлении

"Через наше мышление, которое владеет любым наречием, немая роза обретает речь Оно может заставить ее отцвести, может свернуть в семя и вновь пробудить к новому цветению. Но всегда это один и тот же лик, мимику которого толкует наше живое понятие. ... Повелевает этой волшебной силой молния нашей воли. Метая ее в наше представление, тем самым вызывая его из мертвого оцепенения (которое удерживает ставшее) к жизни (которая приводит в движение становящееся), мы из зрителей превращаемся в сотворцов мирового процесса. Ибо теперь действительность для нас не только продукт, который мы отображаем, но процесс, в котором мы участвуем. ... Таким образом мы повторяем творчество розы и восхищаемся им. Ибо в нас бьет тот же источник, что и в ней. ее развитие становится нашим, а наше - ее. Мы празднуем преобразование всего сущего через дух.

...Ведь именно в том и состоит благородство нашего мышления, что оно образует почву, куда может пустить корни чужое мышление. Через наши понятия мы ничего не узнаем о внутренней сути другого человека. Для нас она может раскрыться через его собственные мысли. И даже не столько через содержание, сколько через их смысловую последовательность, звучание чувств и напряжение воли. ...Окружая чужое мышление нашим молчанием, мы открываем в мыслящем больше, чем тот может открыть в себе сам. Ибо наше самоотречение снимает пелену с глаз, до этого сокрытых от нас маскою личности. Мы встречаемся со взором человеческой индивидуальности, которая не ограничена одной земной жизнью, но способна ко многим воплощениям. Сила становления этой индивидуальности движет теперь становящимся началом нашего собственного существа. Думая чужие мысли, мы обретаем силу души, превосходящую волю нашего собственного мышления.

Когда в нас мыслит другой, мы не дополняем - с помощью языка нашего познания, слова которого восходят к праязыку мышления, - сотворенное творением, как делаем это в случае с розой. Напротив, нашим молчанием, тем более пространным, чем строже оно отказывает себе в любом вмешательстве, мы создаем чистое пространство. В нем открывается, насколько самосозидание человеческой индивидуальности превосходит сотворенное в ней природой. И точно так же, как творчество розы озаряет ее явление, сверхличностное начало другого человека озаряет его личностное.

...Ведь все истинно творческое - дитя нашего отречения от себя. (Ибо нет настоящего творчества без самопреодоления; оно есть активность; наши страсти стремятся поработить как нас, так и других). И лишь самоотречение ведет мыслящее человеческое начало в нас к мыслящему человеческому началу в другом. Ибо творческая сила мышления есть отречение от себя: суть его - безграничное самозабвение. ...

Этот отказ от себя столь глубоко укоренен в нашем существе, столь неразрывно с ним связан, что отбрасывает свой отблеск даже на самое смутное сознание. Ибо даже самый свирепый прослеживает ход мыслей своих ближних. Ведь только так он может найти зацепку, чтобы осуществить свое вмешательство. Пусть лишь на миг, но и он должен уступить чужому мышлению место собственного. Без остатка такой готовности не было бы никакого вида человеческого общения."

А что за человек? Родился в 1905 г., в Пфорцхайме. Главной целью жизни, как пишет биограф, ставил преодоление интеллектуализма (т.е. строя сознания, который ставит мышление на службу утилитарным потребностям). Скончался в 1988.