За русский народ!..

И. Глазунов. За ваше здоровье. 1977.

24 мая 1945 года на кремлевском приёме  в честь командующих войсками красной армии Сталин произнес свой знаменитый тост за здоровье русского народа. Этот небольшой текст и поныне остается своеобразной мантрой патриотов, видящих в нем свидетельство особой любви Сталина к русскому народу, а также исторический документ, подтверждающий дальнейшую «русификацию» большевизма, якобы начавшуюся еще в предвоенные годы. Эта публика традиционно млеет при виде сталинских погон и сталинских попов с советскими орденами на рясах…

Сталин сказал (цитирую по газетному отчету):

«Я хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа, и прежде всего, русского народа.

Я пью прежде всего за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящая сила Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется ясный ум, стойкий характер и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941—42 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Прибалтики, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа Советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества — над фашизмом.

Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!

За здоровье русского народа! (Бурные, долго несмолкающие аплодисменты)».

Итак «вождь и учитель» сказал русскому народу свое царское «спасибо». В чем же это «спасибо» выразилось реально? Как ощутил на себе сталинскую любовь и уважение «руководящий народ»?

Уже в следующем, 1946 году, российскую деревню поразил голод. Его причины зачастую видят исключительно в последствиях войны, но верно ли это? По мнению исследователей, голод 46-го года был вызван, прежде всего, антинародной политикой сталинского государства. Историк В.Т. Анисков указывает, что «…после войны государство не создало для крестьян даже самого минимального страхового нормирования по поддержанию их питания на случай недорода, авральных безвозмездных поборов и пр., поэтому настоящим бедствием для села обернулась не столь уж грозная для нормальных условий засуха 1946 г., приведшая к массовому голоду и обострению социальной ситуации в деревни». Сталин пошел по накатанному пути мобилизационных методов, тогда как, по мнению историка, требовался «поворот, подобный тому, который был предпринят после гражданской войны при переходе к нэпу, да еще более глубокий, последовательный, с учетом реальной практики и потому необратимый».

Исследователь А. А. Ильюхова  рисует емкую картину жизни тех лет: «…материальная неустроенность, голод 1946 г., “завинчивание гаек” сталинским режимом, тяжкий труд при скудном вознаграждении. Тяжелее всего в те годы жилось деревне. Правительство страны осуществляло восстановление народного хозяйства (прежде всего промышленности), в том числе за счет деревни, по сути, за счет ее ограбления (выделено мной – А.Ш.). Отсюда низкие темпы восстановления всего сельского хозяйства и уровня жизни крестьян. Мирная жизнь не принесла крестьянам реального улучшения положения. Большинство, как и в годы войны, жили не просто бедно, а нищенски, буквально выживали. И так в течение многих лет. Это не подвиг деревни, а ее трагедия». Добавим, что в итоге к 1950 году сельское население по сравнению с 1940 годом сократилось вдвое.

Историк приводит сводку Управления МГБ Смоленской области «О реагировании населения области по проводимым хозяйственно-политическим мероприятиям и отдельным вопросам материально-бытовых условий на селе» за 1-е кварталы 1945—1949 гг.  Как видим, товарищ Сталин пристально присматривал за горячо любимым «руководящим народом», с которого его баскаки буквально снимали последнюю рубашку.

«”В нынешнем году окончательно истрепал свои нервы, одним словом переживание за переживанием. По мясопоставкам только с большими трудностями успел уплатить мясо 40 кг. за 1948 г. и начал платить за 1949 г., которую уплатил 15 кг. 26 февраля приносят мне извещение на уплату мяса за 1946-1947 гг. - 80 кг. и в тот же день делают опись моего хозяйства, предупредили меня, если не уплачу к 20 марта, то 20 марта будет изъято имущество”. (Духовщинский р-н, п/о Загусенье, дер. Федяево).

“Целый год не видим куска хлеба. Налог 800 руб., мяса 54 кг, яиц 75 штук, картофель 364 кг. За налог приходят и забирают последнюю тряпку и рубашку”. (Захаринский с/с, дер. Абрамково, ЛПС).

“Чуть забудешь об одном, начинается другое. Толкают: плати мясо, давай заем, а чем платить? Грозят взять корову. У нас нет за душой ни копейки, даже нет денег на соль. Похоже, своей смертью не умереть, так тяжело жить”. (Ельнинский р-н, Шунаренский с/с, дер. Брынь).

“Приехали к нам, забрали хлеб, тряпки. Маму оставили не при чем. Жить просто невозможно. Здесь разбирается каждый по-своему, по своей воле, плохо беззащитным жить”. (Монастырщинский р-н, Барсуковский с/с, к-з “Новоселье”)».

В сводке приводятся многочисленные высказывания колхозников, доведенных до отчаяния подпиской на пресловутый добровольно-принудительный заем, проводимой даже до указания правительства.

 «”... уже спрашивают заем, а у меня денег нет. Козы нет, чтобы прожить. Неужели мне вести продавать корову, которую насилу дождалась!”. (Ельнинский р-н, Рождественский с/ с, дер. Усово).

“... одного займа на 1949 год - 200 руб. преподнесли. ...”. (Ельнинский р-н, Вербиловский с/с, дер. Сигарёво).

“Уже распределили заем и нужно собрать к маю. Матери принесли 100 руб. [займа]. Здесь распределяют по дворам...”. (Хиславичский р-н, дер. Кожуховичи).
 
”Сегодня в сельсовете раскладывали заем и на меня наложили 200 руб., пришлось поругаться, а на Черниху 100 руб., а потом преподнесут налог. И не знаешь, что делать”. (Вяземский р-н, Лосьминовский с/с, дер. Леонидово)» («Российская деревня после войны. Положение в деревне глазами крестьян»).

 «Новая газета» пишет: «Обожатели Сталина, заставшие время до 1953 года в более или менее сознательном возрасте, не могут не помнить регулярные принудительные подписки на всяческие займы, а молодым и представить невозможно трагедию семьи, вынужденной отдавать нищенскую зарплату на постоянное укрепление чего-то там…».

Вдобавок, «в конце 40-х гг. были обложены высокими налогами приусадебные участки. Крестьяне стали избавляться от скота, вырубать фруктовые деревья, так как платить налоги им были не по карману».

Ничуть не лучше, чем в Центральной России, было положение колхозников и в Сибири, традиционно зажиточной и непосредственно непострадавшей от войны.

В Сети есть отличная работа старшеклассницы Юлии Мизоновой, рассказывающая о жизни сибирской деревни в послевоенные годы. Что ценно, очерк, представленный на Всероссийском конкурсе исторических работ старшеклассников, основан на воспоминаниях земляков Юлии, в том числе ее родственников.

Юлия рассказывает: 

«Первый послевоенный сев проходил в очень тяжелых условиях. Истощенные женщины, подростки, и старики не справлялись с работой (благодаря сталинско-жуковским методам ведения войны, мужское население  русской деревни, составлявшее до 80 % действующей армии, было практически выбито – А.Ш.). Семян не хватало.

Государство, покупая по твердым ценам сельскохозяйственную продукцию, компенсировало колхозам лишь пятую часть расходов на производство молока, десятую часть – зерна, двадцатую – мяса.

Колхозники на трудодни практически ничего не получали, хотя работали по десять – двенадцать часов в сутки (годовой заработок колхозника по трудодням  тогда равнялся зарплате рабочего за месяц – А.Ш.). Вспоминает Шахова Александра Николаевна: “Работа в колхозе была тяжелая. Зимой, по пояс в снегу, заготовляли бревна в лесу или молотили зерно цепами в подтоварниках (помещение, где обмолачивали зерно).

Весной пахали на коровах и лошадях землю. Вручную засевали поля. Один человек пашет, двое идут за ним и раскидывают зерна по пахоте.

Летом косили траву для скота литовками. Сенокосы и поля были далеко от села, поэтому жили на заимках. Домой нас отпускали раз в две недели. Пройдем пешком 10 – 15 километров, помоемся в бане, а еще хочется сходить в клуб. В клубе попляшем немного, споем 2-3 частушки и обратно, чтобы успеть с восходом солнца выйти на работу. Часто даже не удавалось поспать. У многих были коротко подстриженные волосы, потому что вши заедали. Одежонка на нас была плохая: старенькие пимы или чирки, довоенная телогрейка, да старенький платок, сменного белья не было, вот ели нас вши.
В начале 60-х. годов создали МТС, нам в колхоз дали трактор, стали разводить лошадей - жизнь понемногу налаживалась”.

От своей прабабушки Почекутовой Анны Иннокентьевны я узнала, чем питались жители нашего села после войны. “С едой было тяжело, особенно ближе к весне, когда картошка заканчивалась. Зимой ели картошку с черемшой, пекли драники. Ржаную муку заваривали кипятком, добавляли воды, и если было, то немного молока. Получалась болтушка.

Весной собирали и ели крапиву, щавель, черемшу, пучку, петушки, корни сараны. Черемшу заготавливали на зиму. Летом собирали грибы, ягоды, орехи”.

Бичом сибирских крестьян стала септическая ангина - заболевание, регистрируемое только во время голода. Многие истощенные жители села выходили на поля и собирали, лежавшие под снегом, колоски. Голодавшие не знали, что на лежащем под снегом зерне прорастает особый вид ядовитых грибов, вызывающий эту страшную болезнь. Ее признаком были судороги, шла носом кровь, распад мягких тканей, после чего наступала смерть.

“Мне было 13 лет и всегда хотелось есть, - рассказывает Дина Демьяновна, - семья у нас была большая (7 детей), тятенька (отец) погиб на фронте, а мама получала всего 400 грамм муки в день. Весной в колхозе начинался падеж скота от голода. Мы ночью с братом ходили за мясом. Отрубим топором несколько кусков мяса и несем домой. Ничего вкуснее этого вареного мяса я больше никогда не ела. (Улыбается сквозь слезы Дина Демьяновна.) Я никому об этом не рассказывала, стыдно было, но в то время хотелось есть. Мы рано пошли работать в колхоз. Выполняли разную работу. Весной мы обмолачивали снопы в подтоварнике, и Настя, моя старшая сестра, насыпала в чирки зерна, чтобы унести домой. Об этом кто-то сказал участковому милиционеру. Настя спряталась от него в чей-то бане на берегу реки. Он ее не нашел и три дня караулил, но так и не смог поймать. Это спасло ее от тюрьмы, а то дали бы 10 лет”».

Вдумаемся: три дня сталинский мент караулил голодную русскую девчонку – горсть зерна взяла у великого государства. «Руководящий народ»…

Юлия Мизонова делает зрелый вывод, основанный на мнении людей старшего поколения:

«Наверное, послевоенного голода можно было бы избежать, если бы жители сельской местности имели возможность полнее использовать ресурсы своего личного приусадебного хозяйства. Но Сталин пришел к необоснованному выводу, что размеры личных подворий крестьян слишком велики и это отрывает их от работы на общественных полях.

Во время Хрущева жизнь стала лучше. Разрешили приусадебное хозяйство, держать одну корову, одну свинью, одну овцу. Наступила оттепель» (Ю. Мизонова. «Жизнь в деревне после войны»).

Благодетель Хрущев. «Одну корову, одну свинью, одну овцу» разрешил держать, но все равно не дотянул до показателей уровня жизни крестьян знаменитой «Локотской республики» - антисоветского автономного образования в немецком тылу в 1941-43 гг. (там размер подушного земельного участка для каждого жителя составлял 10 гектаров, у каждой сельской семьи была корова, не говоря уже о козах, свиньях и птице; процветала торговля). И "пачпорт" демократ Хрущев деревне так и не выдал. Как известно, еще со времен коллективизации колхозники не имели паспортов, будучи, по сути, государственными крепостными. И это большая часть населения страны! Вот уж воистину «страна рабов, страна господ». Даже после «великой победы», оплаченной прежде всего «пушечным мясом» русской деревни, Сталин не отблагодарил своих крепостных, не дал им волю. Уже в космос совок летал, а в стране все еще царили крепостнические порядки. Лишь в 1974 году постановлением Совмина СССР на сельскую местность распространили общегражданскую паспортную систему. Однако выдавать паспорта в деревне стали лишь в 1976 году, и этот процесс затянулся аж до 1989 года – чуть ли не до распада СССР…

Сталин не только не выдал паспорта колхозникам после войны – он еще более усугубил феодальные порядки в деревне. В 1948 году появился указ, «по которому собрание колхозников наделялось правом по общественному приговору высылать в отдаленные районы СССР на 8 лет членов колхоза, не выработавших норму трудодней. Надо сказать, что власть здесь вернулась к дореволюционной норме, когда сельский сход имел право своим общественным приговором высылать злостных нарушителей общественного порядка в Сибирь – из шедших по нашей Владимирке в ссылку таких чуть ли не половина. Но есть разница и существенная: сельский сход был вполне самостоятельным в своих решениях (не без оглядки, правда, на помещика или ближайшего чиновника), на колхозных же собраниях обязательно присутствовали и задавали тон представители райисполкома и райкома партии. Не в этом ли причина единодушия при вынесении колхозниками приговоров – всегда, без исключения, единогласно и под бурные аплодисменты.

Общее впечатление от хода претворения в жизнь этого Указа таково, что выполнялся он только в 1948 года (июнь – июль) и очень редко (буквально, несколько случаев) в 1949 году. Одним словом – компанейщина чистой воды. Велико число ошибок. Из почти тридцати высланных, десять общественных приговоров признаны (по протестам прокуроров, по проверкам проведенным Мособлисполкомом и т. п.) ошибочными. Правда, проверки и оформление документов требовали времени и высланные возвращались на родину через три и более лет работы на рудниках, приисках, шахтах Сибири».

Сталинский тост предельно циничен и ядовит по своему смыслу. Это антирусский тост. Не слышать его явно антирусского, издевательского звучания могут лишь деревянные уши наших патриотов. Сталин почти открыто издевался над своими рабами, чье пресловутое «терпение» многократно превзошло все его ожидания. Между тем, молодой русский фронтовик Александр Зиновьев, будущий философ и писатель, хорошо понял товарища Сталина. В результате появилось замечательное, беспощадное стихотворение, за которое Зиновьев чуть не поплатился свободой, а, возможно, и жизнью. Особое значение этих стихов в том, что они написаны, повторяю, фронтовиком.

Итак, Александр Зиновьев:

«Вот поднялся Вождь в свой невзрачный рост
И в усмешке скривил рот.
”Поднимаю, - сказал, - этот первый тост
За великий русский народ!
Нет на свете суровей его судьбы.
Всех страданий его не счесть.
Без него мы стали бы все рабы,
А не то, что ныне мы есть.
Больше всех он крови за нас пролил.
Больше всех источал он пот.
Хуже всех он ел. Еще хуже пил.
Жил как самый паршивый скот.
Сколько всяческих черных дел
С ним вершили на всякий лад.
Он такое, признаюсь, от нас стерпел,
Что курортом покажется ад.
Много ль мы ему принесли добра?!
До сих пор я в толк не возьму,
Почему всегда он на веру брал,
Что мы нагло врали ему?
И какой народ на земле другой
На спине б своей нас ютил?!
Назовите мне, кто своей рукой
Палачей б своих защитил!”.
Вождь поднял бокал. Отхлебнул вина.
Просветлели глаза Отца.
Он усы утер. Никакая вина
Не мрачила его лица.
Ликованием вмиг переполнился зал...
А истерзанный русский народ
Умиления слезы с восторгом лизал,
Все грехи отпустив ему наперед».

«Отпустил» ему наперед и голод 46-го года, и всю драконовскую послевоенную политику в отношении деревни. И Сталин это знал. «Никакая вина не мрачила его лица». И в очередной раз он поступил с «руководящим народом» как с рабом, который все стерпит. Как с неприхотливой рабочей скотиной, способной пахать на износ и при этом крайне дешевой по содержанию.

Под словами Сталина в стихотворении Зиновьева могли бы подписаться и Иван Грозный, и Петр Первый, и Николай Первый… да все многовековое Российской государство. Думаю, охотно подписался бы и Путин - его лицо тоже ничто не мрачит. Это стихотворение – манифест вечного отношения России к русским. Но проблема не в начальстве, не в барине, не в царе. И даже не в палочной природе российской государственности. Проблема прежде всего в тех самых «слезах умиления» и в «грехах, отпущенных наперед» его величеству Государству, Империи, Вождю.

То есть проблема в нас.

<input ... ><input ... ><input ... ><input ... ><input ... ><input ... >