Proceeding the dream
Просыпаешься, чтобы вспомнить сон, чтобы проснуться, и вспомнить сон, во сне во сне во сне.

- Я кричал во сне?
- Нет.
- Мне снилось, что мне снились кошмары. Я закричал. Ты меня разбудила.

Вечно скомканное белье на большом матрасе, диски в коробках и в банках. Два пустых стакана на столе.

Вот так дома, а вокруг вроде бы война. Уже непонятно. Война проросла в быт, как трава проросла в мозг. Тихо и спокойно. Мы в оккупации. Я знаю, что А. – это моя мать. В то же время моя мать – не тихая старушонка, издерганная бесконечной сыпью мелких тревог. Моя мать – это А.

Нам надо выбраться из окружения муслимов. В то же время муслимы – это не худосочные волосатые мартышки, скачущие вокруг с ножами и автоматами. Это – высокие светлокожие люди с приличным размахом развернутых плеч. Я видела одного из них совсем близко. Он смотрел в сторону, вдаль, взгляд и линия губ были пусты и уверенны.

Я знаю, что первая попытка прорвать окружение будет успешной. Кое-что мне известно ясновидением. Поэтому мы собираем в грузовик необходимые нам вещи, как будто переезжаем на другую квартиру. Куча вещей. Сверху лежит перевернутый таз камуфляжной раскраски. Грузовик отправляется.

Потом пойдет моя мать. Я знаю, что ее не тронут, а лишь выпустят тучу мух. Из пакетов, из банок, из мешков. Мухи будут грызть ее, забиваться в глаза, перекрывать дыхание. Дети будут бежать за ней с хохотом и оскорблениями. Но это не страшно.

Когда я остаюсь в квартире одна, напряжение исчезает. Все сделано. Я захожу в ванную. Ванна и раковина заполнены водой, вода выливается уже за порог. Это вода с измененной формулой, тяжелая. Прозрачный, густой темно-синий цвет. Сток ванной закрыт пробкой. Я беру за цепочку, чтобы вытащить пробку, меня бьет током. Тонкая игла прошивает все тело, слюна во рту становится кисловатой. Кладу пробку на край ванной.

Вот так, просто.