"Идите и старый, и малый против этих ученых зверей!"
Вышел очередной том собрания сочинений Василия Розанова - "В чаду войны. Статьи и очерки 1916 - 1918 гг."
Там есть очень любопытная антиниколаевская статья Розанова времен пост-Февральской революции.

Но сегодня начнем с другой статьи.

Возрождение России (ноябрь 1914)

Война будоражит головы всех. Мой сынишка 15 лет уже месяц крушит, бурлит, ворчит на маму, мне — слова сказать не смеет: оказывается, у мамы он требует, чтобы отпустила на войну. Говорю: «Ты должен за больной мамой ходить и сестер в старости холить». Воротит морду, не слушает. Хотел выпороть, да с меня ростом: боюсь, сдачи даст. Ничего не поделаешь. Терпи, родители.
В два часа ночи вижу тайный свет из-под двери. Вхожу: черными нитками по белому коленкору шьет мешок. Рядом другой мешочек уже переполнен: «Покажи». Сконфуженно вытаскивает. Стеариновых вершковых огарков штук шесть, - явно вытаскивал потихоньку из подсвечников. - «Это зачем?» -«Это если я буду с солдатами сидеть в землянке, то зажгу». - «Дальше?» Папиросы бедные, совсем жалкие: однако набил ими, самодельщиной, целую коробку из-под табаку; начатые (т. е. открытые, но не вполне использованные) спичечные коробки. Веревки. И еще непонятная чепуха.
Оказывается, уже несколько раз бегал на Варшавский вокзал, бегал и расспросил солдат, как ехать. Отправлявшиеся солдаты сказали: «Если с нами, то никакого разрешения родителей не требуется. Сядешь в вагон, и мы доедем. А там, в Варшаве, тоже устроимся. И так далее». Он поверил «и так далее» - и раз насмешливо прямо ответил, что «уедет и без позволения», т. е. если «добром не отпустите». Решил «добром отпустить».
Смышлен, ловок, силен. Очень практичен. Только «теория» ему в голову не идет. Недавно старшая сестра, смеясь, входит и говорит нам (родителям):
- Вхожу. Вася заснул на кушетке с книжкой. Я разбудила его. «Что же ты не учишь?» - Проснулся и говорит: «Очень трудно, Алечка, я ничего не понимаю». — «Да о чем ты учишь?» - «По закону Божию. Задали о соколь-ничках, да очень трудно». Беру книгу: в «Истории русской церкви» задана глава «О стригольниках»...
Что же у него в голове, если вместо знаменитой секты он читает «сокольнички» и ожидает читать там о соколиной охоте и, естественно, поэтому не понимает, что такое непонятное о них напечатано.
Разумея о церкви, что «туда ходят молиться», он не имеет ни образа, ни понятия, ни имени и слова «секта», «ересь», «сектантство».
- Я тебе пальто шить не буду, - сказал я решительно. Через два дня несет охапку какого-то старья. И говорит:
- Слушай, папа. Вот мамина беличья мантилья. Она ей не нужна. Из нее Домна Васильевна (бонна «с шитьем») сошьет мне меховую рубашку, шерстью вниз. Тепло? Потом твоя охотничья («австрийская») куртка.
И мигом оделся. Она - широченная, с поясом. Под грубым верхом положен тонкий слой ваты, и низ - фланелевый. Стара, нежна, как бабушка. Я бросил за изношенностью.
- В меховой рубашке и в твоей куртке мне будет тепло, как в пальто. Меховая шапка есть.
Я понимал, что тепло. Позвонил по телефону «кому следует». Отвечают:
- Непременно нужны еще теплые штаны на вате.
Это рубля полтора. Можно. Весь дом (в женской половине) восстал:
- Он простудит почки. Главное - почки. Все возвращаются с простуженными почками. Сидят в окопах, в сырости и холоде!
И тому подобное. Я вооружился мужеством и говорю ему:
- Помнишь, Василий, из «Тараса Бульбы»: «Эй вы, бабники, что сидите за спинами своих баб на печи. Выходите все, берите пики и садитесь на коней». Они - женщины и не понимают мужчин. Мужчина действительно должен сражаться и, конечно, «за отечество». Теперь мы «за отечество» против подлых немцев, которые отняли у славян «отечество».
Глаза сынишки горели.
Учение? Что такое ученье? Это десять книжек, от которых тошнит с детства? Кого же «ученье» воспитало, вдохнуло героизм, мужество, правду, все, что «воину полагается знать»? Ученье... его всегда найдешь, много их шляется учителей без места. Но война, и особенно такая война - на нашей памяти уже не повторится. И не то, что «сражаться», чего 15-летнему едва ли дадут, но уже «потереться плечом» около войны, идти с обозом, присматривать за солдатскими вещами на повозках, быть посланным куда-нибудь «передать то-то» и издали слышать гул пушек, вдыхать напряжение войны, видеть раненых, сделать перевязку, дать раненому пить - все это воспитывает. И воспитывает таким реальным и действительным способом, какого, конечно, ни в какой школе не содержится.
Например, я был в 1872-73 годах в Симбирске. Знаете, что составляло у жителей самую сладкую тему разговоров? - Как Пугачев с полчищами пришел в Симбирск, как его отражали, как он занял город. Вот сколько времени помнится от отца - к сыну, от деда - к отцу, от прадеда - деду. Живая традиция ничем не заменима, никаким Иловайским. А живая традиция - только там, где «потерся плечом», и всего лучше, величественнее и священнее - около войны.
Только что слышал в редакции от одного из сотрудников ужасную вещь. Передаю как слышал.
- Вы знаете, что делают немцы? В занимаемых ими польских местностях они изнасиловали всех женщин и взрослых девушек, - по отданному от начальства приказанию... Конечно - штабного, вообще от командного состава, и конечно - не без знания и одобрения кайзера. Об этом не пишут, как не говорят о всяком опозорении, потому, что позор лежит, как пятно, на чести несчастного. Щадят, скрывают честь польских женщин и девушек. Гнусная мысль заключалась в том, чтобы испортить польскую кровь населения, смешав ее с их подлой тевтонской кровью. Чтобы испортить семью, род; чтобы волей-неволей родились от полек дети от германских отцов.
Что же: раз они все «искоренили» в Бельгии и Польше, испортили самую почву там, - мысль испортить «кровь» нации естественна и правдоподобна. Это просто «полнота мысли» и до известной степени «завершенный план победы».
Мысль имеет свой прогресс и разветвляется во всех направлениях. Это частица «организации войны», над книгою о которой трудился фон-дер-Гольц-паша, организатор турецкой армии. В книге его есть замечательная фраза:
«Великим я назову того полководца, который во время боя, видя истекающий кровью батальон, спокойно рассчитывает, что он может еще извлечь из этого батальона в целях достижения успеха».
Мерзавец оценил и восхвалил только холод и бездушие в полководце. Скажите, разве не напрасно колотил этих мерзавцев Наполеон? И тогда как оценил бы немецкий «организатор победы» нашего Суворова, сказавшего солдатам в невыносимо трудную минуту:
«Ребята, если вы отступите, то сперва закопайте меня старика в землю».
И лег на землю. Маленький Суворов, великий фон-дер-Гольц! Нет, таких мерзавцев надо колотить по морде, - ружьем, плетью, кулаком, чем попало.
Вспомним о польских женщинах и двинемся за поруганную их честь всем славянством.
Идите и старый, и малый против этих ученых зверей!