|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-07-21 13:27:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Танцующий мост
Если в Перми советская цивилизация выглядит катарактой, наползающей и теснящей на более ранние слои, то в Волгограде советское выглядит так же органично как киевский торт.
Другое дело, что город, уничтоженный Сталинградской битвой, был построен (начинал строиться, подобно любой сталинской обманке) как бы для радости и для счастья, но заселили-то в него обычных, пришлых людей, которые снова, в который раз, начали собираться здесь, водой в колодце.
Это, конечно, очень странный парадокс: бесчеловечная власть строит утопию из крови и костей, оставляя задаток для строительства и расширения города в разные стороны; но потом приходит новая власть, более адекватная времени и месту, людям, и утопия сворачивается до уродливых кварталов, которые лучше бы обходить стороной.
Дальше больше: Брежнев, Перестройка, капиталистические уродцы, спорящие размерами с Мамкой или с Барселоной, набережная которой отдалённо напоминает очертаниями волгоградские недостроенности (к тому же, Бсн, как Волгоград, как Киев или Пермь - "правые" города, развивающиеся по правому берегу). Только Волгоград не доведен до ума, брошен на середине пути и последнее, что здесь есть - акмэ брежневского модернизма - "Речной вокзал" с монументальной таблеткой неработающего ресторана на верхотуре.
Очень жалко, что не успели достроить город в одну эпоху, был бы и вовсе идеальный заповедник советского идеализма, который и теперь неспешно проступает сквозь прямолинейность кварталов, лишь слегка и отчасти смазанную обильной зеленью.
Любой хаос на этих улицах опознаётся как позднесоветский, противоречащий сталинскому средневековью. История сжата как пружина и сжата как рожь, заменена симулякрами (классицистическими колоннами набережной, псевдодворянскими усадьбами, умеренным ренессансом Планетария), а всё натуральное - как ар-нуво "Казачьего театра" выглядит стилизацией на тему отменённого царицынского прошлого.
Собственно, поэтому так Волгоград и выглядит - Римом эпохи упадка и запустения, поскольку Империи больше нет, а город остался зарастать травой и лопухами. Минусы, разумеется, следует превращать в плюсы, советское значит лучшее, с этим можно, конечно, работать, но как с этим жить?
Между прочим, если ничего не хотеть, то с этим очень даже неплохо жить, "а нас и тут неплохо кормят", провинциальный дискурс и есть выход на поверхность пластов неглубокого бытового залегания: а что, жирный, наваристый воздух, плодородный юг, консервативные южане, только что прочитавшие "Унесённые ветром" и увидевшие в войне севера и юга свои собственные прототипы - матрица одинакова и в Волгограде и в Чердачинске: столица расширяет возможности спектра, изощряет слух до ловли ультразвука, тогда как здесь, за скобками, доступен только самый что ни на есть центр колебаний. Ансамбль русских народных инструментов, играющий по выходным на набережной. И, между прочим, хорошо играющий.
А ещё у нас мороженое очень вкусное, - сказала Катенька.
Если домой я обычно еду под Шостаковича, то в Волгоград самонастроился на Прокофьева, как нельзя лучше отвевающего этому ласковому солнечному варварству, когда загорают не только дома и тела, но, кажется, и сам воздух ещё чуть-чуть и соткется в какие-то полые фигуры, подобные внутренностях египетских мумий, которые автоматически начнут покрываться концентрированным ультрафиолетом, из-за чего на улицах будет не протолкнуться и духота возьмёт твоё горло на окончательный абордаж.
Тьеполовские по композиции плафоны на Волгоградском вокзале идеально концентрируют суть этого места - утопически-яркую, но не доведённую до логического завершения и начавшую уже трескаться и отсыпаться. Седьмая Прокофьева, исполненная коновалами из плохого оркестра. "Ромео и Джульетта" с плохой духовой группой, гуляющей в лес и по дрова - перебирающейся, пока звучит балет, на другой берег, на остров Голодный или на остров Крит, где городской пляж; или же в "Гранд-Кафе" с официантом по имени Иона, придающем твоему путешествию библейские коннотации.
Тем более, что живёшь ты в гостинице Волгоград и хотя не в сталинском мемориальном номере, но вид из окна -на вполне советскую площадь необъятных, полных сытого пространства, размеров, заселённых невидимыми (хотя и зримыми тоже) пирамидальными тополями, дающими умозрительную (и не очень) тень.
Но чем шире разлёты площадей и набережных, тем меньше квадратных метров приходится на спальные районы, забитые малогабаритными многоэтажками, тем скуднее существование не только на окраинах, но и в том, что вынесено за скобки парадного отчёта перед жителями столиц.
Весьма символично, что Музей изобразительных искусств, с роскошной выставкой Ильи Машкова и залом Давида Бурлюка, расположенных в помещениях бывшего магазина, предъявляет помимо абсолютных шедевров (типа ларионовских "Павлинов") почти буквальную тщету материи - облезлые стены, снятые с петель двери, вывороченные кишки коммуникаций и вспомогательных кабинетов, становящиеся частью экспозиции, вместе со смотрительницами, читающими бесплатные городские газеты и с затхлым воздухом, намазанным мастикой. То есть, модернизм, да, у нас есть, коллекции симпатишные, но мы его, их, выставляем в курятнике.
А символично потому, что совершенно не нужно же, не востребовано, к этому не знают как подступиться; искусство должно быть монументальным и вынесенным на всеобщее обозрение; из искусства можно составить город, но не эту хлипкую экспозицию в пыли, для разглядывания которой нет ни повода, ни утилитарной надобы.
И что тут сказать, если они правы? Сунь голову в дырку внутри холста, "высунь сухим", будет тебе щасте.
Если в Перми советская цивилизация выглядит катарактой, наползающей и теснящей на более ранние слои, то в Волгограде советское выглядит так же органично как киевский торт.
Другое дело, что город, уничтоженный Сталинградской битвой, был построен (начинал строиться, подобно любой сталинской обманке) как бы для радости и для счастья, но заселили-то в него обычных, пришлых людей, которые снова, в который раз, начали собираться здесь, водой в колодце.
Это, конечно, очень странный парадокс: бесчеловечная власть строит утопию из крови и костей, оставляя задаток для строительства и расширения города в разные стороны; но потом приходит новая власть, более адекватная времени и месту, людям, и утопия сворачивается до уродливых кварталов, которые лучше бы обходить стороной.
Дальше больше: Брежнев, Перестройка, капиталистические уродцы, спорящие размерами с Мамкой или с Барселоной, набережная которой отдалённо напоминает очертаниями волгоградские недостроенности (к тому же, Бсн, как Волгоград, как Киев или Пермь - "правые" города, развивающиеся по правому берегу). Только Волгоград не доведен до ума, брошен на середине пути и последнее, что здесь есть - акмэ брежневского модернизма - "Речной вокзал" с монументальной таблеткой неработающего ресторана на верхотуре.
Очень жалко, что не успели достроить город в одну эпоху, был бы и вовсе идеальный заповедник советского идеализма, который и теперь неспешно проступает сквозь прямолинейность кварталов, лишь слегка и отчасти смазанную обильной зеленью.
Любой хаос на этих улицах опознаётся как позднесоветский, противоречащий сталинскому средневековью. История сжата как пружина и сжата как рожь, заменена симулякрами (классицистическими колоннами набережной, псевдодворянскими усадьбами, умеренным ренессансом Планетария), а всё натуральное - как ар-нуво "Казачьего театра" выглядит стилизацией на тему отменённого царицынского прошлого.
Собственно, поэтому так Волгоград и выглядит - Римом эпохи упадка и запустения, поскольку Империи больше нет, а город остался зарастать травой и лопухами. Минусы, разумеется, следует превращать в плюсы, советское значит лучшее, с этим можно, конечно, работать, но как с этим жить?
Между прочим, если ничего не хотеть, то с этим очень даже неплохо жить, "а нас и тут неплохо кормят", провинциальный дискурс и есть выход на поверхность пластов неглубокого бытового залегания: а что, жирный, наваристый воздух, плодородный юг, консервативные южане, только что прочитавшие "Унесённые ветром" и увидевшие в войне севера и юга свои собственные прототипы - матрица одинакова и в Волгограде и в Чердачинске: столица расширяет возможности спектра, изощряет слух до ловли ультразвука, тогда как здесь, за скобками, доступен только самый что ни на есть центр колебаний. Ансамбль русских народных инструментов, играющий по выходным на набережной. И, между прочим, хорошо играющий.
А ещё у нас мороженое очень вкусное, - сказала Катенька.
Если домой я обычно еду под Шостаковича, то в Волгоград самонастроился на Прокофьева, как нельзя лучше отвевающего этому ласковому солнечному варварству, когда загорают не только дома и тела, но, кажется, и сам воздух ещё чуть-чуть и соткется в какие-то полые фигуры, подобные внутренностях египетских мумий, которые автоматически начнут покрываться концентрированным ультрафиолетом, из-за чего на улицах будет не протолкнуться и духота возьмёт твоё горло на окончательный абордаж.
Тьеполовские по композиции плафоны на Волгоградском вокзале идеально концентрируют суть этого места - утопически-яркую, но не доведённую до логического завершения и начавшую уже трескаться и отсыпаться. Седьмая Прокофьева, исполненная коновалами из плохого оркестра. "Ромео и Джульетта" с плохой духовой группой, гуляющей в лес и по дрова - перебирающейся, пока звучит балет, на другой берег, на остров Голодный или на остров Крит, где городской пляж; или же в "Гранд-Кафе" с официантом по имени Иона, придающем твоему путешествию библейские коннотации.
Тем более, что живёшь ты в гостинице Волгоград и хотя не в сталинском мемориальном номере, но вид из окна -на вполне советскую площадь необъятных, полных сытого пространства, размеров, заселённых невидимыми (хотя и зримыми тоже) пирамидальными тополями, дающими умозрительную (и не очень) тень.
Но чем шире разлёты площадей и набережных, тем меньше квадратных метров приходится на спальные районы, забитые малогабаритными многоэтажками, тем скуднее существование не только на окраинах, но и в том, что вынесено за скобки парадного отчёта перед жителями столиц.
Весьма символично, что Музей изобразительных искусств, с роскошной выставкой Ильи Машкова и залом Давида Бурлюка, расположенных в помещениях бывшего магазина, предъявляет помимо абсолютных шедевров (типа ларионовских "Павлинов") почти буквальную тщету материи - облезлые стены, снятые с петель двери, вывороченные кишки коммуникаций и вспомогательных кабинетов, становящиеся частью экспозиции, вместе со смотрительницами, читающими бесплатные городские газеты и с затхлым воздухом, намазанным мастикой. То есть, модернизм, да, у нас есть, коллекции симпатишные, но мы его, их, выставляем в курятнике.
А символично потому, что совершенно не нужно же, не востребовано, к этому не знают как подступиться; искусство должно быть монументальным и вынесенным на всеобщее обозрение; из искусства можно составить город, но не эту хлипкую экспозицию в пыли, для разглядывания которой нет ни повода, ни утилитарной надобы.
И что тут сказать, если они правы? Сунь голову в дырку внутри холста, "высунь сухим", будет тебе щасте.
