Przemeblowania
Польшу, считаю, надо временно исключить из Евросоюза, пока они там у себя на Польских Колеях Паньствовых не заведут хоть какой-нибудь Ordnung. Или, как минимум, пусть Совет Безопасности ООН обяжет на польских вокзалах, в гостиницах и по туристическим сайтам разместить предупреждающие знаки и соответствующую информацию на доступных рядовым путешественникам и странствующим энтузиастам языках о том, что поездка в польских поездах является опасным аттракционом для любителей экстрима, сопряженным с риском утраты человеческого облика и веры в людей, а также в разумное, доброе и вечное.

Нехорошее, казалось, началось уже тогда, когда пани на вокзале в микрофон что-то стала объявлять невразумительное про то, что наш поезд из Люблина, во-первых, на сколько-то минут опаздывает (ну, это ерунда, другой там на минут 90 опаздывал), во-вторых, прибудет не на тот, а на этот путь, хорошо хоть той же платформы, и, в-третьих, что кому на Хель, тому в такую-то секцию, а кому до Колобжега — тому в такую-то.

Казалось, говорю, потому что нехорошее было уже в билете, в котором было ясно сказано, что он дает право на поездку по такому-то маршруту, но про места ничего сказано не было, — ну и толпа бедолаг с сумками, чемоданами и рюкзаками вломилась в вагон, там, конечно, все места оказались прочно позаняты, протоптались в следующий вагон, потом в другой, дальше, — везде то же, и с тем же грохотом и топотом назад, кое-как расположились в узком проходе, практически весь проход вдоль окон стоит и сидит, а мимо то и дело протискивались барышни и мужики покурить или в туалет. Понятно, что типа общий вагон, но непонятно, как это билеты продают, вообще, похоже, мест не считая, — но полякам этот бардак, похоже, привычный, и они, терпеливо стоя с детьми у окон, не роптали. Припоминая что-то про загадочную «русскую плацкарты», с тех варшавских впечатлений на полу и задремал.

Пока где-то в Кутно и Вроцлавке освободилась пара мест в купе на восьмерых, где какая-то противная тетка с таким же противным татуированным сынком забили своими чемоданами, корзинами и картонками все полки и еще два места, где-то в Торуни они наконец сошли и Алеша смог сесть. Тут сквозь дрему у меня начало расти беспокойство, — как бы нам Гданьск не проехать, потому что объявление станций обозначалось только нечленораздельным звуком включения и выключения динамиков, а проводника все это время вовсе не было видно. Во втором часу ночи в Быдгоще беспокойство охватило всех попутчиков, потому что кому надо было в Гданьск, кому в Гдыню и никто не хотел ни в какой Хель, а там что-то на вокзале объявляли, что такие-то вагоны следуют в Колобжег, а такие-то в Хель, и все боялись оказаться в вагоне на Хель и успокаивали друг друга рассказами о том, что мифический проводник будто бы кому-то когда-то сказал, что наш вагон входит в число счастливых вагонов на Колобжег.

Под это дело паненка попутчица жаловалась в мобильник подружке, что все, едет поездом первый и последний раз, pociąg musi wieźć z miejsca do miejsca, a oni tu robią jakieś przemeblowania. К тому времени уже почти не беспокоясь, ибо устал, во-первых, от этих чертовых Польских Колей Паньствовых, и вверил, во-вторых, себя опеке Матки Боской Остробрамской. И она благополучно доставила нас в полшестого утра на Gdańsk Główny, и вот мы уже у памятника Киндертранспортам, у красивого красного вокзала, издали похожего на костел, и проходим мимо памятника Гевелию, солнечных часов, Ратуши Старого города, Большой мельницы, Башни Яцэка (так по-русски на табличке на ней написано), и даже если б Гданьск (фото снимки), родина, как пишут в путеводителях, Фаренгейта, Шопенгауэра, Грасса и Валенсы, оказался не таким, какой он есть на самом деле, он и то бы нам землей обетованной показался бы после этих сатанинских вагонов PKP.