| история одного выстрела, окончание |
[Apr. 17th, 2012|02:14 pm] |
Дженни Курпен
История одного выстрела
(окончание. начало см. здесь)
...Обвинение Кирильчука в совершении убийства Бурмехи основано на показаниях свидетеля Балашова, якобы вовлеченного в совершение этого преступления «под страхом собственной смерти», однако уголовное преследование в отношении самого Балашова вскоре было прекращено.
Защита подвергает сомнению достоверность показаний Балашова, поскольку сам Балашов был крайне заинтересован в том, чтобы избежать уголовной ответственности по этому эпизоду; его показания носят субъективный характер и преследуют лишь одну, вполне понятную цель - преподнести обстоятельства события в приемлемом для себя свете, слова Балашова противоречат показаниям других свидетелей. Далее становится известно, что правоохранительными органами тщательно скрывался факт смерти Балашова, точнее обстоятельства его самоубийства. Есть серьезные основания полагать, что Балашов ушел из жизни не по своей воле, а под влиянием сложившихся в его жизни невыносимых обстоятельств: вынужденного сотрудничества с правоохранительными органами.
В ходе судебного следствия, по инициативе защиты была исследована предсмертная записка Балашова, в которой он крайне резко характеризует сотрудников правоохранительных органов, а причиной, побудившей его совершить самоубийство, называет безвыходную ситуацию, в которой он оказался. Буквальное толкование записки не вызывает сомнений в том, что причиной смерти Балашова стали показания, данные им против Кирильчука и Залевского, и не потому что Кирильчук и Залевский будут мстить за это, а потому что Балашов оговорил Кирильчука и Залевского в связи с преступлением, которого они не совершали.
Защита оценивает показания Балашова как ложные, поскольку Балашов дал их под прессингом сотрудников милиции. Кроме того, показания Балашова не нашли своего подтверждения и в деталях описываемых им событий, в частности – перевозке трупа Бурмехи в машине Залевского. В машине не было обнаружено следов крови, которые со всей очевидностью должны были там быть. В связи с этим большие сомнения вызывает и факт обнаружения в гараже Кирильчука следов крови Бурмехи.
Состоявшаяся по инициативе стороны обвинения экспертиза, также не была проведена надлежащим образом и с необходимым объемом исследований, а все ходатайства защиты относительно проведения повторной комплексной биолого-генетической экспертизы, а также повторном осмотре гаража Кирильчука для обнаружения следов крови, были отклонены. Из представленных защитой суду доказательств можно сделать вывод о том, что обнаруженные в гараже следы крови «могут принадлежать как минимум двум и более лицам, при этом не определена групповая принадлежность крови, половая принадлежность следов крови свидетельствует о более, чем стократном преобладании женского генетического профиля над мужским». Таким образом, заключение экспертизы лишь подтверждает показания Кирильчука о том, что в его гараже не совершалось никакого убийства. Следствие вполне удовлетворяла ситуация, что Кирильчук обвиняется в совершении преступления в то время как свидетеля уже нет в живых, что, безусловно, укрепляет позицию обвинения в целом. Здесь также уместно привести заявление Игоря Залевского, сделанное им после его допроса, о том, что органы предварительного следствия провоцировали его на оговор Кирильчука взамен на статус свидетеля.
Что касается обвинения Кирильчука в хранении боеприпасов, то позиция обвинения и вовсе выглядит нелепо: «в неустановленное следствием время в неустановленном следствием месте у неустановленного лица незаконно приобрел 80 патронов калибра 5,6 мм…» Эта позиция никоим образом не подкрепляется собранными доказательствами, поскольку причастность Кирильчука к этому преступлению не установлена, а в материалах дела отсутствуют объективные доказательства попросту отсутствуют. Более того, при проведении обыска сотрудниками милиции были допущены грубые процессуальные нарушения - перед началом обыска сотрудники заходили в постройки, находившиеся на территории участка Кирильчука, о чем он сообщал следователю, который не дал оценки этому факту. Следствие также проигнорировало необходимость устанавливать причастность Кирильчука к обнаруженным боеприпасам, а не только сам факт их наличия на участке.
Так, в ходе предварительного следствия, защитой и самим Кирильчуком неоднократно заявлялись ходатайства о проведении дактилоскопической экспертизы изъятых коробок и патронов, однако все ходатайства отклонялись, несмотря на то, что базовые принципы криминалистики четко говорят о «необходимости принятия максимально возможных мер для фиксации и сохранения следов преступления, чтобы исключить возможность уничтожения или повреждения выявленных следов». Отсутствие возможности доказать, что Кирильчук держал изъятые патроны руками, лишило следствие доказательств причастности Кирильчука к совершению этого преступления. В ходе расследования не был установлен источник происхождения патронов, не был допрошен ни один свидетель, который мог бы описать обстоятельства приобретения Кирильчуком этих патронов. Кроме того, следствием не приняты во внимание факты, которые свидетельствуют о том, что Кирильчук знал, что является объектом повышенного внимания правоохранительных органов, не исключал, что его телефоны прослушиваются, - при таких обстоятельствах странно даже предполагать такую беспечность обвиняемого, как открытое хранение боеприпасов.
Что касается обвинения Кирильчука в совершении «приготовления к незаконному сбыту наркотических средств, совершенное организованной группой, в особо крупном размере, которое не было доведено до конца по не зависящим от Кирильчука С.В. обстоятельствам», то защита категорически опровергает это утверждение на основании ряда фактов, в частности, основного – отсутствии предмета преступления – наркотического вещества, которое Кирильчук якобы сбывал или хранил. Материалами уголовного дела никак не подтверждено, что он занимался сбытом или храненил наркотических вещества, которые бы далее изымались из оборота при проведении оперативных мероприятий. Квалификация преступления как «действие в составе организованной группы», так же не подтверждается материалами дела. Сторона обвинения настаивает на том, что «группа лиц, которые занимались систематическим сбытом наркотических средств», пользовалась при совершении указанных действий «профессиональными навыками, конспирацией, имела разветвлённую преступную сеть», однако предварительное следствие, как и суд, не привели никаких доказательств этих действий кроме свидетельских показаний крайне заинтересованных свидетелей – наркопотребителей, жаждущих самим избежать наказания любой ценой и готовых дать показания на кого угодно, чтобы избежать собственных проблем. Далее обвинение сообщает, что Кирильчук и иные подсудимые якобы используют условные знаки при телефонных переговорах, Беспомощные попытки следствия доказать занятие сбытом, придумав историю про «условные фразы» - «обмен валюты» и «офис», также несостоятельны хотя бы потому, что ни в суде, ни на предварительном следствии не проверялась версия о реальном занятии Кирильчука и других подсудимых валютными операциями, следствие и суд ограничились лишь справкой от оперативных сотрудников о наличии пунктов обмена валюты, однако, несмотря ни на что остановились на самой абсурдной интерпретации фактов. Фабула обвинения утверждает, что Стрельников вошел уже созданную Кирильчуком «группу», однако материалами дела уголовного дела не подтверждено само существование какой-то группы.
В части обвинения, касающегося организации убийства Дмитрия Марининова, обвинение сообщает, что в июне 2008 года Сергей Кирильчук узнав, что Марининову стало известно о «совершении им незаконного сбыта наркотиков в составе организованной им преступной группы», принимает решение о его ликвидации. Однако здесь необходимо заметить, источник информированности Марининова в ходе предварительного следствия установлен не был. Зато известно, что сам Марининов разрабатывался сотрудниками ФСКН Санкт-Петербурга, имел доступ к разного рода слухам и не подтвержденной информации от наркозависимых, а возможно и сам был причастен к распространению наркотических средств на территории Красносельского района. «Выполнение общественного долга», приписываемое Марининову, ничем не подтверждено в материалах дела и выглядит недостоверно. Судом не исследована и признана не относящейся к предмету рассмотрения информация, связанная с привлечением к уголовной ответственности оперативных сотрудников милиции Петродворцового УВД Санкт-Петербурга, хотя все указывает на то, что сам потерпевший сыграл ключевую роль в провокации этой ситуации, последующем ее урегулировании и получением денежных средств в связи с ее решением. Совокупность этих обстоятельств делает версию о «выполнии общественного долга» Марининовым более чем комичной. Марининов действительно имел обширные связи в правоохранительной среде и даже имел удостоверение внештатного сотрудника, но в деле полностью отсутствуют какие бы то ни было сведения о служебных поручениях или контроле со стороны вышестоящих сотрудников его деятельности по «внештатной работе». Таким образом, не представляется возможным проанализировать, чем реально занимался потерпевший и какие интересы имел по отношению к людям бизнес-среды Красносельского района Санкт-Петербурга. Важно подчеркнуть также, что Марининов не имел права проводить какие-либо оперативно-розыскные мероприятия и самостоятельно внедряться в те или иные группы, а мог лишь выполнять данные ему поручения сотрудников милиции, что напрочь отсутствует в материалах уголовного дела.
Документы, якобы подтверждающие факт службы Марининова в следственных органах оформлены не надлежащим образом и сторона защиты не раз ходатайствовала о выяснении обстоятельств его сотрудничества с органами прокуратуры, ходатайство разумеется, было отклонено и суд лишил защиту возможности установить эти факты.
Марининов не имел высшего специального образования и необходимого опыта работы, а при поступлении на работу в органы прокуратуры, не проходил никакой практики и, минуя все необходимые этапы, сразу приступил к выполнению служебных обязанностей. Суд сообщил защите, что нет оснований не доверять представленным обвинением документам.
Итак, в 2008 году Марининов стал собирать информацию о незаконной деятельности «преступной группы» Кирильчука и передавать ее в правоохранительные органы, «с целью пресечения незаконного оборота наркотических средств, выполняя тем самым свой «общественный долг»», однако в материалах дела начисто отсутствуют сведения о методах и обстоятельствах получения им этой информации и, не являясь субъектом ОРД, он не имел компетенции выполнять такого рода «общественный долг» и приносить хоть какую-то «пользу общественным интересам».
Марининов действительно был знаком с Кирильчуком, чего не отрицает и сам Кирильчук, однако их знакомство было поверхностным, Марининов пытался предложить ему решить проблемы связанные с возможным подкидыванием ему наркотических средств, совместно с неким Пантелеевым. При рассмотрении уголовного дела были оглашены показания Пантелеева А. В., который в данный момент числится за УФСБ по Краснодарскому краю, как обвиняемый по уголовному делу, связанному с приобретением 30 килограммов кокаина. По данным предварительного и судебного следствия была установлена тесная связь Пантелеева с потерпевшим Марининовым. Потерпевший познакомил Пантелеева с неким Мусолимовым А. А. и по некоторой информации Марининов совместно с Пантелеевым занимались распространением наркотических средств с участием вовлеченных в преступную деятельность сотрудников правоохранительных органов. По сведениям защиты и в соответствии с материалами уголовного дела понятно, что потерпевшего Марининова могли заказать и убить сотрудники правоохранительных органов, вовлеченные в схему распространения наркотических средств в Красносельском районе Санкт-Петербурга.
Стороной защиты были предприняты попытки выяснить, что говорил в своих показаниях Пантелеев об участии в преступной схеме, связанной с совместным сбытом с потерпевшим Марининовым. Адвокатом Сергея Кирильчука Дмитрием Динзе был направлен запрос в УФСБ по Краснодарскому краю с просьбой оказать содействие по установлению истинных данных по личности потерпевшего Марининова и по выяснению обстоятельств знакомства обвиняемого Пантелеева с потерпевшим и их возможной совместной деятельности по сбыту наркотических средств. Однако, ответа так и не последовало.
Разумеется, Марининов имел интерес к Кирильчуку как к объекту возможного шантажа, основанного на некой мифической безопасностью в будущем. Далее Марининов продолжил принимать меры по сбору необходимой информации о «преступной группе» Кирильчука, однако из материалов уголовного дела следует, что Марининов не составлял отчетов, которые бы передавал сотрудникам правоохранительных органов по действиям мифической «группы» и не участвовал в официальной оперативной разработке. Свидетели обвинения со стороны правоохранительных органов не смогли доказать факт наличия у Марининова сколько-нибудь значимой информации, могущей представлять оперативный интерес относительно Кирильчука. Также важен факт, что в отношении самого Марининова есть документально подтвержденные сведения, недвусмысленно говорящие о его причастности к преступному миру Красносельского района. Известны его обширные криминальные связи и знакомства, а запись с диктофона, изъятого из его кармана на месте происшествия, следует, что Марининов склонял ряд лиц к совершению преступлений, сам находился в оперативной разработке сотрудников УФСКН, которые подозревали его в связях с людьми, занимающимися сбытом на территории указанного района. Суд отказал защите в истребовании оперативного материала по оперативной разработке Марининова со стороны УФСКН, хотя со всей очевидностью этот материал доказывает, что Марининов никогда и ни при каких обстоятельствах не мог выполнять никакого общественного долга, а возможно и сам занимался распространением наркотических средств, либо, как утверждает Кирильчук, совместно с сотрудниками правоохранительных органов занимался вымогательством денежных средств у предпринимателей и иной противоправной деятельностью в составе организованной преступной группы сотрудников милиции.
Как настаивает обвинение, Сергей Кирильчук, опасаясь осведомленности Марининова о его, якобы противозаконной деятельности решил предпринять меры для устранения этой «опасности» и приступил к реализации своих намерений. Получив согласие Стрельникова и Иванова на участие и совершение убийства Марининова, члены якобы организованной Кирильчуком «преступной группы» наметили план совершения преступления, тщательно распределив между собой роли.. Кирильчук неоднократно говорил в своих показаниях об отсутствии какого бы то ни было мотива на совершение убийства Марининова, поскольку не имел с ним никаких отношений, в связи с чем, совершенно не ясно, чем потерпевший мог помешать ему, а материалы дела не содержат обоснования подобного мотива. Сотрудники милиции в своих показаниях также не смогли объяснить природы угрозы Кирильчуку со стороны Марининова, и все утверждения стороны обвинения – не более чем выдуманная информация без указания источников ее получения. Защита также неоднократно просила суд исследовать вопрос об угрозах со стороны сотрудников правоохранительных органов, которые могли бы пролить свет на события, предшествовавшие убийству, но суд отказался разбираться в этом вопросе, несмотря на то, что это имело прямое отношение к выяснению причастности Кирильчука к совершению преступления. Из материалов уголовного дела видно, что Марининов собирал информацию об обеспеченных людях в Красносельском районе, общался и поддерживал отношения с многочисленными сотрудниками правоохранительных органов, проявлял инициативу, ввязываясь в разного рода опасные и двусмысленные ситуации, имел отношения с криминализированной цыганской средой, и мог иметь множество врагов. Кроме того, многие факты свидетельствуют о его занятиях вымогательством и «подставами» совместно с сотрудниками правоохранительных органов; все это говорит о неограниченном числе мотивов у самых разных людей на совершение этого преступления. В связи с этим причастность Кирильчука более чем сомнительна, а «организованная группа» под предводительством Кирильчука - не более чем выдумка, направленная на искусственное формирование мотива на совершение им преступления, в то время как ни один свидетель, даже со стороны обвинения не подтвердил ее. Версия обвинения, связанная с убийством Марининова, не выдерживает критики и была сфабрикована на показаниях Сергея Иванова, подвергшегося физическому и психологическому давлению со стороны сотрудников милиции. Сергей Стрельников, также отрицавший свою вину в совершении преступления и дававший правдивые показания, в последствии был вынужден признаться в убийстве под давлением, а суд отказался устанавливать и оценивать эти обстоятельства давления на находящегося в безвыходной ситуации Стрельникова.
Поскольку в ходе предварительного и судебного следствия так и остался неустановленным факт того, что Кирильчук занимался противоправной деятельностью, то мотив потерпевшего и его нездоровый интерес к деятельности Кирильчука, остается загадкой. Материалы уголовного дела не дают ответов на эти вопросы.
Из материалов уголовного дела не следует, что Кирильчук планировал и тем более приобретал огнестрельное оружие, что имел какие бы то ни было криминальные связи и источник приобретения оружия, а также то, что фактически его приобрел или использовал, не говоря уже о том, чтобы передать его Стрельникову. Иванов должен был на своем автомобиле доставить Стрельникова. к дому, в котором проживал Марининов и наблюдать за обстановкой на месте преступления, однако из показаний Стрельникова, как и Иванова данных ими на предварительном следствии, не очевидно, каким образом они должны были держать связь или вообще общаться в случае возникновения непредвиденных обстоятельств. Столь же неочевидным выглядит и пресловутый «план» убийства. Напомним, что Стрельников должен был по прибытию на место жительства Марининова, имеющимся при себе ножом проколоть покрышку колеса автомобиля, принадлежавшего Марининову, беспрепятственно приблизится к нему и выстрелить. Затем Стрельников должен был скрыться с места происшествия на автомобиле Иванова, скрыть орудия преступления. Распределение ролей в преступлении Ивановым и Стрельниковым легко опровергаются показаниями самих подсудимых. Так, Стрельников, будучи заинтересованным в смягчении своего наказания, подвергаясь давлению со стороны сотрудников милиции и видя безысходность судебного процесса, готов подтвердить любые версии. Он не ответил на множество вопросов стороны защиты, либо вообще отказывался отвечать на поставленные вопросы: ответы были краткими и невнятными, и не установили обстоятельств, связанных с убийством потерпевшего, рассказ его не содержал деталей, которые бы указывали на правдивость этих показаний. Вся картина обвинения выглядит придуманной, виденье совершенного преступления было навязано Иванову, и в ходе судебного следствия не подтверждена Стрельниковым, стало очевидно, что он не знает деталей и искусственно ограничивает сторону защиты в попытке восстановить истинную картину событий, суд же и вовсе игнорирует необходимость постановки этих вопросов. Надуманность описываемых обвинением «фактов» о глушителе, который использовался при выстреле в потерпевшего очевидна, хотя бы потому что некоторые свидетели слышали выстрел. Факт перевозки огнестрельного оружия в автомобиле не доказан и ничем не подтвержден, свидетелей, которые бы описывали это обстоятельство, также нет.
Описываемый обвинением план, согласно которому Стрельников должен был повредить покрышку колеса автомобиля потерпевшего также выглядит абсурдно – Марининов, как и любой автовладелец, неоднократно сам попадал в ситуации, когда прокалывал колеса, и утверждение того, что это было сделано Стрельниковым более чем странно. Эти обстоятельства не подтверждены и следственным путем – допросами, проверкой видеокамер и другими средствами - оперативно-розыскными мероприятиями и т.д. Факты по реализации «преступного умысла», который якобы сформировался у Стрельникова и Иванова, не подтверждены материалами уголовного дела, в связи с чем и существование «продолжаемого преступного плана» аннулируется. Защита жестко настаивает на том, что все это искусственно созданная обвинением интерпретация событий.
Далее обвинение гласит: «после этого Стрельников С.Е., согласно отведенной ему роли в совершении убийства Марининова Д.А., вошел во двор дома /…/ с целью создания благоприятных условий для совершения преступления, имевшимся при себе ножом проколол покрышку заднего левого колеса автомобиля «Мерседес Бенц Е 220» принадлежащего Марининову Д.А., припаркованного во дворе указанного дома, после чего вернулся к автомобилю Иванова С.В.», однако, эти факты не соответствуют показаниям самого Стрельникова, данным им в ходе предварительного следствия, согласованность по многим обстоятельствам с обвинением отсутствует, а противоречия в ходе предварительного следствия и в судебном заседании так и не были устранены. Стрельников рассказал как убил потерпевшего, но его показания полностью опровергаются самими материалами стороны обвинения.
Из многочисленных показаний свидетелей следует, что выстрел был произведен в промежутке с 11.50 до 12.30 часов в зависимости от восприятия каждого конкретного свидетеля, достоверное же время выстрела не установлено, следовательно, и связь со временем телефонного звонка Иванова Кирильчуку не очевидна, несмотря на интенцию обвинения. Также необходимо подчеркнуть, что Кирильчук знал о «прослушке» его переговоров, следовательно, более чем абсурдно полагать, что он стал бы использовать «засвеченный» телефон для получения столь опасной информации. Соответственно позиция Иванова и Кирильчука относительно звонка более чем достоверна и подтверждена материалами уголовного дела и показаниями последних, а также показаниями свидетелей по делу. Допрошенный подсудимый Стрельников, рассказывая свою версию, якобы совершенного им преступления, не дал ответов на многие вопросы защиты. Стрельников себя оговаривает, имея негласное соглашение с обвинением о минимальном сроке наказания. Суд в лице Маслобоева И. Т. должен был бы заинтересоваться этими и множеством других обстоятельств и мог бы оказать стороне защиты помощь в получении информации, например о посещения Стрельникова сотрудниками правоохранительных органов в следственном изоляторе и конвойном помещении суда, однако целеполагание суда по-видимому не распространялось на установление истины по обстоятельствам совершенного преступления.
19 апреля Верховный Суд Российской Федерации рассмотрит кассационную жалобу на приговор Сергею Кирильчуку, приговоренному к 26 годам строгого режима за преступления, которых не совершал.
источник: почта "Антикомпромата"
|
|
|
