два замечания о м.а.зыкове
Общеизвестные сведения для тех, кому это имя ничего не говорит.

I. Об одной популярной версии.

Многие современные авторы отождествляют Зыкова с Цезарем Вольпе. Вводится это примерно так:
По сей день в точности не известно, кем был Зыков в действительности. После краха СССР появилась возможность кое в чем разобраться. А началось вот с чего. А.Неймирок, чьи воспоминания приводит А.Артемов, сообщает, что как-то Зыков ему сообщил, что является одним из составителей книги "Поэты - современники Пушкина", в частности он же - автор статьи о Веневитинове. Одним из составителей этой книги и автором упомянутой статьи был Цезарь Вольпе, известный до войны литературовед. Б.И.Николаевский сообщил, что до революции в Питере жил известный меньшевик Вольпе. Цезарь Вольпе весьма напоминал его. В "Краткой литературной энциклопедии" сообщается, что Цезарь Самойлович Вольпе умер в 1941 году. В 70-е годы, сообщает Артемов, в "Посеве" вместе с ним работал некто В.Н.Чернявский, из "третьей волны" эмиграции. Как-то увидев портрет Зыкова, он сказал, что это Вольпе, которого он помнил по литературным вечерам в свое школьное время. (Вилен Люлечник "Тайна Милетия Зыкова")

Рассказ кочует из книги в книгу, между тем, как минимум, история с прозрением В.Н. Чернявского представляется сомнительной. Дело в том, что версия-Вольпе была высказана вовсе не в 70-х, а самое позднее в 1950-м, когда в журнале "Посев" N34 А.Николин опубликовал заметку "Кто был Зыков?" Если добавить, что Николин это псевдоним Неймирока, то история закольцовывается, не оставляя в ней место для Чернявского.
В ноябре 1950-го в журнале "Часовой" N310 Неймироку ответил А.Несин:
По поводу гипотезы Николина, что "Зыков был двольно известным в СССР литературоведом - Цезарем Вольпе" можно сказать лишь одно, что Николин жестоко ошибается. Те кто знал и Вольпе и Зыкова ехидно посмеялись над этой гипотезой.
Прежде всего Цезарь Вольпе был старше Зыкова на добрых 10-15 лет. Вольпе проживал в Ленинграде и сотрудничал в журналах "Звезда", "Литературный Современник" и долгое время был постоянным редактором по отделу критики в литературном отделе Государственного Издательства.
Зыков был экспансивным, энергичным человеком. Цезарь же Вольпе был флегматиком, нерешительным, застенчивым и к тому же мало разговорчивым. С 1939 г. он исчез с литературного горизонта.

II. О появлении Зыкова в Берлине.

Каноническим считается рассказ одного из главных летописцев и архивариусов власовского движения В.Позднякова ("Мелетий Александрович Зыков", Новый Журнал, N103, 1971г.):
В самых последних числах июля 1942 г. я вместе с двумя своими солагерниками прибыл в Берлин... По распоряжению комендатуры Шталага ЗД мы были направлены в специальное отделение этого лагеря, размещавшегося в самом Берлине на улице Шлифенуфер д.7...
В конце августа или в самом начале сентября в наш лагерь прибыл Зыков...
Прежде всего следует отметить, что военнопленный носил знаки различия "батальонного комиссара" и красная звезда политработника не была спорота. Обмундирование выглядело непоношенным и даже не помятым. Офицерские хромовые сапоги были начищены. Военнпленный был побрит и не был истощен, следовательно в плену находился недолго. Никаких вещей у него не было, даже шинели. На вид ему можно было дать не более 35 лет...
Твердая походка, но без особой военной выправки, показывала, что З. не был кадровым командиром. ...
Батальонный комиссар представился нам как Мелетий Александрович Зыков. Он сказал, что только несколько дней тому назад попал в плен на Ростовском направлении и прибыл сегодня в Берлин на самолете. Ни в каких лагерях военнопленных он не был. Привезли его в Берлин по распоряжению Геббельса и завтра он должен быть у него. Зачем его вызвал Геббельс — он не знает.
О своем прошлом З. тогда рассказал очень немного. Упомянул, что работал в редакции газеты "Известия", в 1937 г. был арестован и сослан. В 1941 г. реабилитирован, восстановлен в партии, аттестован на звание "батальонного комиссара" и назначен заместителем военного комиссара стрелковой дивизии, в качестве какового и попал в плен...
На другой день, майор А. рассказал мне про уход З. Рано утром, когда мы еще спали, пришел немецкий фельдфебель и подойдя к койке 3. начал его будить. Тот спросонок вскочил и на своем ломанном немецком языке стал объяснять фельдфебелю, что он не пленный, а перебежчик и имеет соответствующий «аусвайс». Через минуту, придя в себя, З. оделся и спокойно прошел через комнату майора А. вслед за фельдфебелем. Больше мы З. [на Шлиффенуфере] не видели.

Поздняков рьяно держится за "батальонного комиссара". Когда М.Китаев в мемуарах указывает, что Зыков
попал в армию в качестве старшего политрука. С этими знаками различия его видели многие русские офицеры в интернациональном лагере на Шлиффенуфер, где он провел один или два дня.
Поздняков, издававший мемуары уже покойного к тому времени Китаева, поправляет в комментариях:
В лагере на Шлиффенуфер М.Зыков носил знаки различия батальонного комиссара, а не старшего политрука.

Сегодня, однако мне на глаза попалась "Объяснительная записка о пребывании в плену немецко-фашистской армии батальонного комиссара Чугунова Якова Абрамовича" от 29.07.1943. Попавший в плен со второй ударной армией Чугунов летом 1943-го перебежал к партизанам.
В записке между прочим говорится вот что:
16.7. я был доставлен в Берлин в гестапо. При обыске в комендатуре у меня обнаружили орденскую книжку, за что после избиения посадили в одиночную камеру. Через месяц в мою камеру привели ст. политрука Зыкова Милетия Александровича, который, по его словам, якобы сдался в плен сам. Зыков рассказал мне свое прошлое, что он как будто шурин Бубнова и в одно время работал зам.редактора газеты "Известия", а затем якобы 5 лет находился в ссылке как оппозиционер. Последнее время он будто бы работал директором одной из текстильных фабрик и в марте 1942 г. был призван на фронт... Этот Зыков стал предлагать мне работать в газете для военнопленных, которую, по его словам, ему должны были на днях поручить редактировать.
Когда я отказался сотрудничать в газете и изменять своей родине, Зыков пытался запугать меня будущим, стремился доказать, что он мне делает услугу и т.д. Через два дня я снова остался один.

Оставим за скобками содержание разговора (понятно, что Чугунов выкручивался), но обратим внимание на дату. Середина августа это никак не начало сентября, о котором рассказывает Поздняков. А ведь в его версии Зыков только прилетел в Берлин. Мог Чугунов напутать с датой, сознательно или случайно? Теоретически да.
Но о лете говорит и А.Казанцев в "Третьей силе":
Познакомились мы при обстоятельствах не совсем обычных. Как-то летом 1942 года, придя на службу, я увидел в коридоре странное зрелище — в цинковой ванне, в которой заключенные стирали белье, наполненной до верху водой, сидит незнакомый мне человек с намыленной головой и немилосердно трет себя щеткой. Одевшись в очень потрепанную и замазанную красноармейскую форму со стоптанными развалившимися сапогами, он представился Мелетием Зыковым.
Появился он у нас при обстоятельствах несколько таинственных. Его привезли с передовой линии фронта откуда-то из-под Ростова, на самолете. Перешел он к немцам добровольно и назвал себя комиссаром батальона. Потом, гораздо позднее, рассказывал мне, что был на самом деле комиссаром дивизии и чуть ли даже не корпуса. Я не уверен, что и это было точно, но во всяком случае во всем знакомом мне подсоветском мире, оказавшемся с этой стороны, я не встречал человека такого масштаба, таких способностей, каким был он.

Вспомним и гарвардское интервью уже известного нам М.Китаева:
Впервые я встретил [Зыкова] в редакции московских "Известий", тогда он был одним из заместителей Бухарина. Он происходил из семьи интеллигентов, социал-демократов по убеждениям, его отец любил политические дебаты и в целом придерживался либеральных взглядов. Зыков получил образование в духе "легального марксизма". Истории о его приключениях во время гражданской войны, которые он любил рассказывать, выпив, казались мне сомнительными. Потом он стал журналистом и преподавал в институте Герцена. Потом он был редактором в Ташкенте, молодой смышленный парень, разделявший взгляды "правой оппозиции". Его отправили в Магадан. Когда он вернулся, разразилась война, и он попал на фронт младшим политруком. Когда его взяли в плен, он написал то самое знаменитое письмо Геббельсу и через несколько дней был вызван в Берлин. Удивительно, что в отличие от множества других писем его письмо произвело немедленный эффект.
На Шлиффенуфер 7 в Берлине располагался спецлагерь для военнопленных всех национальностей, представлявших интерес для ОКВ. Именно там я встретил Зыкова в июле или августе 1942 г.

Итак, вырисовывается вот какая картина. В июле, августе, сентябре 1942-го в различных камерах лагеря Шлиффенуфер то в форме старшего политрука, то в форме батальонного комиссара появлялся человек, называвший себя М.А.Зыковым и рассказывавший одну и ту же легенду об "Известиях", ссылке и пр. После одного-двухдневного зондажа этот человек из этой камеры исчезал.
И это не совсем та история, которую рассказал нам Поздняков.

Для интересующихся - объяснительная записка Чугунова полностью: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7

Upd. Уважаемый М.И.Близнюк любезно указал на незамеченную мной запись в ОБД Мемориал, в которой фигурирует
Зыков Милетий Александрович, рядовой [sic!], [год рождения] 1901, [место рождения] Днепропетровск, [призван] Фрунзенским [РВК] 27 марта 1942г., 535 гвардейский полк, 3 б-н, 7 рота,[нет сведений с] 19 июля 1942 г.

Насколько я понимаю, 535 гвардейский полк входил в состав 2-й гвардейской стрелковой дивизии, которая действительно вела бои под Ростовом.