СРКН

  Когда читаещь его интервью, трудно отделаться от мысли, что Сорокин имитирует Солженицына. Тут и судьба-россии, и великая-русская-литература – всё то же издевательство над наивным читателем, как и в его ранних вещах. Собссна, настоящий труЪ Сорокин™ – это, конечно же, не поздние его «романы» напечатанные на картоне, а стандартного формата «книжечки» издательства Ad Marginem на говёной, бюджетной бумаге, зато в крышках стиля трэш, где Главная Книга Сорокина, безусловно, «Голубое сало». Книга о языке.

Можно сказать даже, что все его книги о языке, а в интервью – в чисто провокативной манере – он подкидывает аудитории подчёркнуто шаблонные способы интерпретации, и как бы смотрит со стороны на эффект. Помните эти шоу, где под конец разыгранной лошаре говорят типо «улыбнитесь, вас снимали скрытой камерой»? А чтобы и не улыбнуться, ведь подобные шоу превратились в целый сериал. Причём, чуть ли не на всех языках мира.

Комменты здесь

Так и книги Сорокина. Которые он уже пишет явно в расчёте на перевод, на русском – они стали неудобоваримы, а для того и серия проходных интервью в стиле Солженицына, кто бы сомневался. Хотя куда чаще он ссылается на Толстого и предсказуемо противопоставляет его Достоевскому, опять же, имитируя т.н. «русских философов» серебряного века.

Писатель-амплификатор par exellence, Сорокин один и тот же приём использует не как фигуру речи, а оптику виртуального проектора. Показывая на экране «синтаксические слайды», пропущенные через одну и ту же оптику, он превращает литературное произведение в огромный гипертекст со множеством ссылок и аллюзий – либо на жизненный опыт своей целевой аудитории, как в ранних вещах, либо на библиотеку мировой литературы и, в первую очередь, русской. Потому как, получая гонорары за многочисленные переводы, здесь главное не терять звания Русского_Писателя™, он же инженер-человеческих-душ, как же без этого.

Но что это за «русская литература»? Опять же: хрестоматийная подборка весьма узнаваемых имён, особенно при переводе. Говорить о её феерическом влиянии на всю т.н. русскую культуру – ломиться в открытую дверь. Опровергать – тем более: в стране, где грамотность считалась роскошью, литература не могла не быть чисто богемным явлением, о чём, собссна и «великое полотно» «Война и Мир», не столько описывающее Россию, сколько мастерство, воспроизводящее оптику Бальзака.

Люди, хорошо знакомые с отечественным литературным наследием даже термин такой ввели: Толстоевский™. Потому как в русской литературе есть куда более интересные имена, чем два этих пафосных фрика, – и по атмосфере, и по письму, да и по актуальности тоже. Действительно, за исключением разве что Николай Василича Гоголя подавляющее большинство русских писателей трудно подверстать к списку адвокатов большевизма. А потому они так и остались факультативным явлением «на любителя», ведь на экспорт шла Великая Октябрьская Социалистическая революция – это была вывеска «русско-советского» на протяжении всего XX века, а потому и подогревался, в первую очередь, спрос на её «литературных пророков». Выйти из этого тренда, – перестать быть Русским_Писателем™, – нахуй-нахуй и, как грицца, ничего личного.

Один из основателей семиотики Чарльз Моррис построил весьма удобную схему, которую можно наложить и на Сорокина, чтобы понять его своеобразие. Выдающийся современный русский писатель, в этом нет никаких сомнений, но каждому овощу требуется и своя персональная банка, а её необходимо подобрать. Иначе не влезет. Или придётся добавить воды. Это чисто бихевиористский подход, вопрос лишь в корректности его применения к сабжу, на который сам сабж ответил утвердительно и совершенно однозначно: © «…когда мне говорят – как можно так издеваться над людьми, я отвечаю: "Это не люди, это просто буквы на бумаге"».

Так вот. Пространство между объектом и субъектом Моррис разбил на три мира: семантика – отношение знака к объекту, синтаксис – отношение знаков между собой и прагматика – отношение знака к субъекту. Читая книгу, мы привыкли думать, что она создана для описания внешнего мира, «объекта» и мы познаём этот мир именно благодаря книге. Увы, это далеко не так, и литературное творчество Сорокина «на бумаге» – отличная иллюстрация того, что книга перестала быть источником информации о «внешнем мире», проиграв эту функцию Интернету с его доступностью и мобильностью.

И здесь нет ничего глупее, чем жечь костры, а авторов предавать анафеме. Тем более что Сорокин сегодня – отнюдь не один такой «хулиган». Наоборот, писателей становится всё меньше именно потому, что в этой профессии «как» куда стало важней, чем «что», и не быть хулиганом в буквах – значит элементарно не быть писателем: вас просто не будут читать. Писать-то вы можете сколько угодно, – кто мешает? © В прежнее время книги писали писатели, а читали читатели. Теперь книги пишут читатели, и не читает никто. То есть, писать надо так, как читатель не сможет или… боится. Казус_Чукчи™: страх свободного говорения – это, конечно, не единственное, что отличает сегодня Писателя™ от Читателя™, но самое существенное.

И «художественным произведением» сегодня становится сама книга, а не только то, что в ней находится. И совсем не потому, что стали меньше читать – меньше читать стали как раз именно книг. Они – по сути – превратились в партитуры, с которыми в иные времена публика ходила на концерты и сверяла глазами то, что слышала на сцене. Да разве только книги? Современные компакт-диски с записями опер, например, выходят с подробнейшим описанием бэкграунда: синопсис, тексты, история интерпретаций, комментарии музыкантов, – и всё это на четырёх языках.

Для кого это всё производится, и много ли таких людей? И похожа ли эта публика на завсегдатаев торрентов? И, если партитуры сегодня принято очищать от позднейших редакторских наслоений, тогда почему книге тоже не побороться за аутентичность и стать, в конце концов, уникальным явлением?

Сегодня компиляторов и авторов «исторических биографий» – основной жанр коммерческого писательства – прозвали копипастой, а когда-то были многотиражны и популярны, – и вот они полностью сдали свои позиции мастерам письма и игрокам со смыслами. Авторское коннотирование уже не стало восприниматься как «научный» императив, достоверность заменили релевантностью, и все контексты теперь авторы предлагают выстраивать самим читателям ровно по сентенции Оскара Уальда, ставшей классической: © «…вещь есть лишь только то, что в ней можно узреть…».

Любая мысль опасна. За исключением разве что «общественного мнения», согласно которому выпускаются тонны переплетённой бумаги-с-буквами в мягких и твёрдых переплётах, в красивых обложках и не очень. Но можно ли эту продукцию назвать Книгой™ – в старом понимании вещи, для пользования которой надо не столько уметь читать, сколько уметь прочесть? Многим ли это надо – это уже другой вопрос.

Обычное дело: не было никаких импрессионистов, не появись фотография. И водка когда-то была священным напитком жрецов и шаманов. В ситуации общего положения любое явление можно свести к сегментированному виду, и захват какого-либо сегмента другим явлением, поэтому, лишь развивает качества оставшихся как раз в противовес тому что «оттяпано». Помните, как в школе: «Автор хотел сказать…» Или: «Автор нам дал описание…». И откуда знать училке то, что хотел сказать умерший автор? А живому – не лучше ли сразу объяснить окрест, что он «хотел сказать», чтобы разу же отвлечь профанов, задающих подобные вопросы?

Вот почему, – и чтобы ни говорил Сорокин в своих интервью, – современному писателю куда важнее синтаксис, «игра «буков», чем то, что когда-то называли «содержанием». Беря язык в качестве готового во всей его вариативности, само выстраивание внутренних связей между знаками уже порождает «объект», и здесь ты никогда не можешь знать заведомого результата. Что захватывает, а иногда и парализует самого автора особенно в тот момент, когда книга становится артефактом и попадает в мир прагматики и интерпретаций. Как раз та стратегия, что Сорокин почему-то приписывает Льву Толстому: © «…нужно просто родить персонажа, запустить в некое воздушное пространство и дать ему свободу – в этом задача писателя».

В чём эффект подобной, «постмодернистской» литературы, анализирующей собственный же язык? В том, что в этой синтаксической конструкции, называемой «литературным произведением», кодом для сканирования и последующей интерпретации является сам язык, взятый, что называется «из жизни». И Сорокин здесь выступает мастером синтаксиса, а потому и воспринимается, в первую очередь, как писатель-реалист. В отличие от «атмосферного» метафизика Масодова, например, или, нацеленного на объект, автора современных притч Пелевина.

В начале его явно пёрло – это был полёт письма, продолжавший манеры орденоносцев и «ленинских лауреатов» Союза Писателей с того самого конвейера по производству совдеповской духовки, где, собссна, метод и был его «содержанием», «нормой», по которой советские идеологические нормировщики, они же Инженеры_Человеческих_Душ™ не столько конструировали реальность, сколько определяли «прагматический формат» интерпретации. Понимаете, да? То есть ранние вещи Сорокина представляли собой ровно такие же «производственные» повести и романы с той лишь разницей, что коннотировать текст предлагалось уже самому читателю, полностью доверяясь его вкусу и пониманию свободы.

Акт персональной десакрализация совка, освобождение. И это был типичный трэш-арт, напоминающий рок 60-х, захватывающий своми драйвом и поистине психоделической амплификацией цепляющего примитива. Больше того, автор блестяще имитировал и то самое перманентное желание понравиться, которое шло уже не от берды-кербабаевых, а от т.н. «культовых» и модных писателей-шестидесятников, предлагая то, что они весьма дозировано подбрасывали читателю в качестве вожделенной «запретки». А что больше всего хотелось советскому человеку? Сытно поесть и красиво потрахаться. Точнее, подглядеть, как это делают Белые_Люди™.

Однако, римейк совка остаётся совком, с какой оптикой к нему не подходи. И эта рефлексия на советский производственный роман пока ещё не превратилась в персональный сорокинский мир, как и биг-бит не завоевал ещё репутации «музыки». Музыкой это стало только после того, как чуть позже музыканты прогрессивного рока занялись построением своего собственного звукового мира, используя приём не столько ради драйва, сколько атмосферы и адресных ссылок, превращая в рок музыку практически всё, что звучало вокруг.

Потеряв актуальность, рок-музыка стала искусством. Так и последним Сорокиным™ оказался маленький рассказик «День опричника», поданный автором в виде повести, после чего автор полностью погрузился в созданный им литературный мир. Это уже совсем другой Сорокин – Сорокин Льда, Метели и Теллурии – словесный мюзикл из огромного месива чисто литературных ссылок, зато легко переводимый на иностранные языки. Воображение дано человеку, чтобы утешить его в том, чего у него нет, – писал О. Уайльд, – а чувство юмора – чтобы утешить тем, что у него есть.

В своих подчёркнуто «солженицынских» интервью сабж, среди прочего, постоянно повторяет, что писательство для него профессия и как бы даёт понять, что проблема монетизации его дела стоит у него не на последнем месте. И то верно: российская аудитория не лучший помощник в этом деле, а за актуальное ты здесь ещё сам заплатишь. Поэтому стратегию, которую автор выбрал в качестве Позднего_Сорокина™, вряд ли можно назвать неудачной: больше воображения и меньше юмора, – конструкции, легко подвергающиеся «научной» деконструкции со стороны иностранных «специалистов», – и волки целы, и овцы сыты, все заняты каждый своим делом, и как зато всё это выглядит по-русски!


Комменты здесь
_________________
Группа ДК
СОДЕРЖАНИЕ - послушать и скачать
ЭКЗОТИКА-1991 - публицистика 90-х
Канал НОСТАЛЬГИЯ - посмотреть целиком
Группа ДК на www.youtube.com
Радио МАЯК - "Первый Отряд" - "Русский Рок"
НОВОЕ ИСКУССТВО (магазин) - приобрести: альбомы ДК
ДОМ КУЛЬТУРЫ (магазин) - приобрести: диски + журнал АТАКА + К.Н.И.Г.А., etc
ВЫРГОРОД - пересылка: диски + К.Н.И.Г.А.
ЗЕРКАЛО-1: http://lj.rossia.org/users/zharikov/
ЗЕРКАЛО-2: http://zharikov.dreamwidth.org/