Консерватизм и офисное рабство
Современный человек есть пленник офиса. Еще вчера он находился в плену у фабрики, которая изматывала его тяжелым физическим трудом, оглушала шумом работающих машин. Сегодня индустриальная эпоха уходит в прошлое, а на смену огненному и гремящему заводу приходит светлый и тихий офис. Да и само фабричное производство постепенно «цивилизуется», а заводы все больше напоминает офисы.
Тем не менее, сама фабрично-заводская эксплуатация не исчезает, она делается более изощренной. Разница между заводом и офисом примерно такая же, как между тюрьмой и психлечебницей. (Кстати сказать, сама индустрия во многом выросла из работных домов – тюрем, куда предприимчивые буржуа загоняли крестьян, согнанных с земли. Да и «психушки» появились только в Новое время, в традиционном обществе психические заболевания не носили массового характера.) Все равно труд продолжает считаться чем-то подневольным, нудным, и человек с радостью бежит с рабочего места – когда предоставляется такая возможность. Когда в разных чатах и живых дневниках Интернета читаешь сообщения людей, то просто поражаешься – как же «достала» их эта офисная скука, насколько они враждебно относятся к уютным, компьютеризированным клеткам своего трудового бытия.
Американцы сняли потрясающе пронзительный фильм, который так и называется «Офисное пространство» (1999 год, режиссер - Майк Джадж). Его главные герои – клерки – настолько согнуты этой офисной машиной подавления, которая крутится улыбающимися менеджерами, что готовы на преступление. Они хотят «нагреть» родимую фирму на крупненькую сумму. И не потому, что испытывают нужду, а потому им надоело кувыркаться в этом финансово-экономическом колесе, они хотят получить деньги с тем, чтобы больше не работать. (Счастливчиком считается один из клерков, попавший в аварию, ставший инвалидом, но получивший солидную компенсацию.) Преступление не удается, но и самому офису не существовать. Его поджигает совершенно затравленный клерк – одна из «молекул» офиса. После чего, самый главный герой идет работать в бригаду строителей – они, по крайней мере, работают не в клетке, но под открытым небом.
Действительно, современный Запад дает человеку достаток, но заставляет его работать ровно столько, чтобы он мало о чем думал, кроме как о работе (и о желании избавиться от нее). Эксплуатация здесь скорее моральная, что не менее ужасно.
Офис становится сегодня продуктом загнивания индустриальной эпохи. Странно – казалось бы, эпоха уходит, но казарменные формы организации труда остаются все теми же. Транснациональные корпорации и их мелкие подобия цепляются за свое оружие подавления, доводят его до совершенства, делают опасно утонченным. Возможно, что грядет еще более ужасное корпоративное рабство. Человеку объявят, что офисное пространство есть то место, где он должен находиться всегда, что он есть только и исключительно – гражданин Фирмы, неустанный солдат Корпорации. Это произойдет после того, как национальные государства будут демонтированы. А на их месте утвердится тот самый новый мировой порядок, о котором так мечтают архитекторы мондиализма. Тогда субъектами суверенитета станут именно ТНК. Тогда то и возникнет самая страшная деспотия в истории человечества.
Но почему же офисный труд столь скучен и тосклив, хотя сами условия труда вроде бы и улучшаются? А потому, что этот самый труд (как, впрочем, и фабрично-заводской) основан на отчуждении человека от дома. В индустриальную эпоху труженик как бы разрывается между двумя полюсами – Домом и Работой. То есть наблюдается некоторая социальная «шизофрения», которая вносит в душу человека разлад, неуверенность, тоску.
В традиционном обществе дом и работа совпадали, ибо сама трудовая деятельность происходила на дому или поблизости от него. Это касалось и ремесленника, и крестьянина. Человек был соединен и со средствами производства, и с самим местом производством. Исключение составляли торговцы, которые часто путешествовали с товарами. У них работа действительно отдалялась от дома. Вот их то менталитет и был навязан основной массе производителей в эпоху великих буржуазных революций. Вчерашние ремесленники и крестьяне стали торговцами, им пришлось продавать свои рабочие руки. (В армии и монастырях люди тоже отчуждены от дома. Но при этом войско и обитель сами становятся вторым домом – местом и ратно-молитвенного труда, и проживания. То есть, «шизофрении» здесь нет.)
Есть только один выход преодолеть офисное отчуждение от дома – перенести производство из крупных корпораций и предприятий в небольшие, но эффективные местные общины. Постиндустриальная эпоха это вполне позволяет, ибо сегодня не нужны все эти громадные массы рабочих, двигающих машины своей мускульной силой. Экономика знаний – это несколько креативных личностей, вооруженных компьютерами и прочими информационными средствами. И такое производство будет очень близко к средневековому ремесленному, иначе говоря, оно воспроизведет его на новом техническом уровне. Конечно, такой порядок сложится не сразу, для этого необходима консервативная революция.
Марксизм учит о том, что главный вопрос всех социальных преобразований упирается в смену способа производства. Но ведь не менее важен и вопрос о том – каким будет образ производства. Буржуазные революции Нового времени передавали средства производства в руки частного капитала. Коммунистические революции Новейшего времени сделали такой подарок уже партийно-государственной бюрократии. Но и в том, и в другом случае речь шла об одном и том же образе производства – индустриальном, фабрично-заводском или офисно-конторском. И это, кстати, сказать, лишний раз свидетельствует о родстве, если только не о тождестве, двух видов революционности – буржуазной и пролетарской.
И если сегодня оппоненты олигархического капитализма поставят вопрос лишь о смене способа производства, то мы получим ложную альтернативу. Примерно такой же «альтернативой» был национал-социализм Гитлера, который передал контроль над экономикой государству (хотя и не ликвидировал буржуазию). Германская национальная революция не ликвидировала индустриальный Модерн, но всего лишь украсила его в консервативные цвета. Поэтому то гитлеровцы и пошли на поводу у мировой олигархии, которая страстно желала стравить Россию и Германию. Вот почему нужно думать о совершенно иной экономике, которая основывается на многообразной сети производственных местных общин.
Есть, впрочем, и еще одна ложная альтернатива офисному пространству. Речь идет о пространстве виртуальном, кибернетическом, компьютерном. Именно туда сегодня убегают клерки для того, чтобы хоть на небольшое время спрятаться от тоскливого офисного труда. Во время рабочего дня они «лазают» по сайтам, «чатяться», спорят на форумах, ведут «живые дневники». Работодатели и менеджеры этим недовольны, но современная экономика требует компьютеризации, а фильтровать сайты решаются далеко не все. И коли процесс пошел, то он пойдет очень далеко и надолго – в виртуальные миры. Не исключено, кстати сказать, что туда людей поведут наиболее продвинутые оккультисты, техномаги. Они поднимут ложное восстание против тирании корпораций, противопоставят офисному прагматизму свою виртуальную псевдодуховность. А там недалеко и до лже-мессии, антихриста.
Либерализм должен завершиться бегством человека в виртуальную реальность. К этому и ведет бешеное развитие компьютерных технологий, которое направлено на то, чтобы предоставить «юзеру» максимальное количество удовольствий. Игровой бум – тому ярчайшее свидетельство. Человек ощущает себя полководцем, вождем и даже творцом, он заигрывается. Но это цветочки, а ягодки пойдут, когда грань между виртуалом и реалом окажется стертой, и люди будут ощущать себя в «виртуале» также, как и в реале. Каждый начнет свою «наполеоновскую» экспансию в виртуальном пространстве.
В общем, это вполне соответствует логике либерализма. Он ведь основан на индивидуализме, поэтому венцом развития либерализма станет абсолютизация индивидуума, при которой он сам почувствует себя абсолютом. Вот на этой то почве, наверное, и появится антихрист – самый абсолютистый «абсолют», который попробует подчинить себе Сеть.
Вот почему консервативная революция должна «взорвать» как офисное пространство, так и пространство виртуальное. Традицию не может устроить ни офис, ни игровая площадка группы виртуалов, общающихся по Сети. Она требует реального и полноценного общения – в рамках общины, в которой будет преодолено отчуждение Работы от Дома, Труда от Жизни.
Итак, настает пора нашей революции – контр-революции. И у нее есть уже свой пролетариат – конторский. Ему есть что терять, кроме своих цепей, но он все равно попробует потерять эти конторские цепи. И пусть он не приобретет свой, виртуальный мир, зато он получит другой мир – общину.