Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)
Если писать мемуары чуть более правдиво, чем это делают маршалы в отставке получается либо "Похождения бравого солдата Швейка", либо компромат...  Почему то сухопутные воспоминания пишут редко. Этим больше грешат мореманы (Конецкий, Покровский, даже тот же Новиков–Прибой). Может в силу того что суша не располагает к лирике?
"Солдаты" достаточно циничная книга. То есть у меня и раньше не было иллюзий о советской армии, но казалось что в РВСН то хотя бы все хорошо, то после прочтения этой книги стало понятно что все это было блефом. Причем не сколько для потенциального противника, сколько для самой страны. И еще там достаточно много описания казахского быта кочеников и их взаимодействия с "колониальными" властями. Несколько цитат:

Я стал циником, когда в училище прочитал у Герцена о том, что армия, казарма и ношение формы являются наиболее уродливыми проявлениями человеческого общежития. Действительно, зайдешь в бабскую «общагу» — там весело, пьют, гуляют, трахаются. Зайдешь в нашу — трахают уже нас.


Существование «ядерного чемоданчика» — загадка для ракетчиков. За Устиновым, во время посещения им полигона, правда, носили похожий. Но он оказался портативным кондиционером. Здоровенный прапорщик, обливаясь потом, таскал двадцатикилограммовую коробку, обдувавшую ветхого маршала снизу до пояса холодным воздухом из трубки.

РВСН были самой демократической структурой в Вооружённых силах СССР. По бардаку ракетный полк можно поставить рядом, разве что, с кадрированным мотопехотным: лейтенант с капитаном и капитан с подполковником были на «ты». Некоторые умудрялись посылать на … даже командира полка. Эта невиданная в военном быту интимность порождалась условиями службы. 

Советские органы на местах выполняли функцию колониальной администрации. Одни требовали справки, другие их выдавали. Все кочевники были прописаны в посёлке Кармакчи, по улицам Абая Кунанбаева, Момыш–Улы и Шевченко. Одна из них плавно перетекала в другую. Так как мазанки были построены в шахматном порядке, не зная казахского языка разобраться было невозможно. Впервые после покорителя Туркестана Перовского, я потребовал с местных документы, чем поверг всех в изумление. Казахов после войны никто толком не ущемлял. Я даже видел пастуха с партбилетом. Подобная свобода — положить на власть — в тридцатые годы была невозможна. Даже во времена Сталина паспортов у местных не было: куда казах убежит в пустыне? Совхоз в степи — не древне–египетский ном, не административно–хозяйственная единица, а место, куда он был прописан.

Ну да хватит, все равно всю книгу на цитаты не переведешь.





Dirty.ru