|
Oct. 26th, 2016|12:24 am |
Ниже собираю в одну кучу то, что помню про
Б. П. Гейдмана (что-то уже записывала), просто так.
Незаинтересованным лицам -- соответственно,
неинтересно. От заинтересованных добавления
приветствуются.
Борис Петрович Гейдман, преподавал математику
в 57 школе (? -- 1986 г)
Был у нас ("Б", вып. 86 г.) классным руководителем,
начиная с восьмого класса (в седьмом, когда
набрали, отдали было нас учительнице английского,
да ей не понравилось).
Преподавал глубоко неполиткорректно. На первом
же, кажется, уроке вызвал к доске Машку И., та
перепутала плюс с минусом, он сказал ей: "Маша,
ты рассеянная девушка, в первую брачную ночь
ты вместо мужа пойдешь к соседу". Нам было
уже лет по 12-13, но все мы от этого пресказания
растерялись. Оно, впрочем, впоследствии
не оправдалось.
Занимался с нами в основном школьной математикой,
хоть и продвинутой, но мог отвлечься и рассказать,
как вводится определитель (как полилинейная форма)
или что-нибудь в этом роде -- так же, как
отвлекался на рассказы "за жизнь". Ну как рассказы:
объяснял нам, например, как преподавал в 30-м,
кажется, интернате для умственно отсталых
подростков, потому что мы иногда напоминали ему тот
контингент. Или рассказывал, как пришел в школу
работать учитель -- БП же отвечал почему-то за его
назначение -- и начал знакомство со слов: "Вы знаете...
однажды я убил человека". (БП тогда пожал плечами:
"Простите, вы что же, хотели меня удивить? Я не
первый год в школе работаю".) После, через много
лет, Ирка Немировская из параллельного класса
в 91 школе, сама учительница в программистском лицее,
говорила о своих учениках: "Этот пришел от Гейдмана," --
подразумевая, что у новичка нет проблем со школьной
программой.
Когда мы только поступали, нас набрали в класс
слишком много, человек 40 с хвостом. В конце
шестого класса нас, новонабранных, повели
в однодневный поход, кажется, с платформы "Турист",
чтобы мы все там познакомились. Саша Шень,
отвечавший за неофициальную математику, постоянно
нас пересчитывал. Гейдман ему в конце концов
сказал: "Саша, Александр Ханьевич! Бросьте вы
их считать, ну подумаешь, одним-двумя меньше,
вон их сколько, все равно выгонять придется".
Шень возражал: "Но, Борис Петрович, их больше!"
Тогда Гейдман предложил разбить нас на пятерки,
чтобы легче вести учет, что Шень и сделал.
Я не помню, было в нашей пятерке четыре человека
или шесть, но помню, что руководителям пятерок
было поручено раздавать подопечным конфеты.
В какой-то год -- не помню, был это восьмой
класс или девятый -- Гейдман был назначен завучем
по совместительству, и до конца года должен был
в этой должности оставаться. Тогда он сделался
нервный, говорить почти не мог: либо кричал, либо
сипел полусорванным голосом. На его урок Джемс
Владимирович Ахмеди, учитель физкультуры, принес
дневники наших одноклассников. Они забыли
физкультурную форму, и за это у них собрали
дневники, чтобы вписать туда замечание. Гейдман
же в это время решил ругать Пашу Иванова, не
помню, за какую провинность. Он сильно разошелся:
"Я тебя только из-за фамилии и держу!" (БП имел
в виду существовавшую тогда проблему с РОНО:
оно пыталось запретить матклассы, в частности,
под тем предлогом, что в них слишком много
еврейских фамилий. На деле же Иванов отлично
соображал, и БП охотно отмечал это в другие
моменты, просто он очень за что-то рассердился
на Иванова.) Тут его взгляд упал на дневник
Иванова. Он стал его листать -- а дневник оказался
незаполненным (такие вещи всегда ставило на вид
РОНО, если приходило с проверкой). БП вконец
разозлился, побелел и стал рвать дневник на части.
Иванов же сидел с меланхоличным видом, задумчиво
подбирая обрывки. Подобрал кусок заглавной
страницы, вчитался, дождался паузы в разговоре
и заметил: "Борис Петрович, а это не мой дневник".
Оказалось, что это дневник Лены Рудницкой, отличницы,
много тогда пропускавшей занятия по болезни
девочки на класс старше, Джемс дневники перепутал.
БП развеселился, перестал сердиться на Иванова
и после урока пошел извиняться перед Леной
Рудницкой.
Мишу Вербицкого Гейдман выгонял со своих уроков
с формулировкой: "Мне тебя учить нечему". Но
Миша иногда приходил, опаздывал и вступал
в разговоры. После девятого класса БП заявил
ему: "Или ты, или я!" Миша ушел в 91-ю школу,
где ему тоже очень понравилось. У него прекрасные
отношения с Борисом Петровичем -- да и тогда
были вполне хорошие, просто так вышло.
Сначала нас немного учили программировать на
Паскале, но в старших классах вместо уроков труда
сделался Бейсик (в наказание за бездельничанье --
активно работавшим разрешили продолжать изучать
Паскаль). С нами работали лаборанты, они
отвечали за правильное обращение с перфокартами.
В какой-то программе мне понадобился маркер,
и я вписала в нее требование в случае, если
что-то там на что-то не делится нацело, выводить
на экран то или иное изречение Бориса Петровича,
обращенное к нам. После этого меня вызвали
к директору и там жестоко отчитали: лаборанты
все это приняли на свой счет и оскорбились
до заявлений об уходе. Но их уговорили остаться.
Из изречений в какой-то момент была составлена
одноклассниками песенная переделка, длинная,
но я помню только:
Сейчас две двойки я поставлю,
А после расскажу задачу,
А если вам неинтересно,
То мне тем более плевать,
Так забирайте документы,
Ну что вам делать в этом классе,
Скорей начните заниматься,
Что, Пирожок, с тобой опять?
(Разумеется, для переделки, исполнявшейся
на вручении аттестатов, были выбраны самые
мягкие изречения, и те приглажены для
приведения в ритм).
Директор, Нина Евгеньевна Лапушкина, делила
с БП свой кабинет. Она преподавала черчение.
Завидя БП с другого конца коридора, она
кричала ему: "Борис Петрович, какая сволочь
взяла швабру из двадцать седьмого кабинета?"
БП вежливо отвечал: "Нина Евгеньевна, может
быть, я и сволочь, но швабру я не брал".
Мы были учебный комитет, в дневники мы проставляли
оценки из журнала после уроков. Однажды увидели:
у Астрина по математике в журнале стоит "7".
Мы добросовестно перенесли эту оценку в дневник,
но на всякий случай решили показать Гейдману.
Он удивился: "Странно, вроде и число не седьмое..."
Исправил на "4", но в дневнике велел "7" оставить.
Никто не расстроился, включая Астрина -- четверка
была хорошая оценка, к тому же, нас учили не
обращать на оценки внимания (правда, родителей
этому никто не учил).
Гейдман проводил политинформации как классный
руководитель. На них разрешалось опаздывать.
Я не помню, что именно на них обсуждалось, но
как-то из РОНО прислали опросы: из каких источников
вы получаете информацию о событиях в мире?
Надо было проставить галочку. Я опоздала,
и Гейдман, выдавая мне листочек, сказал: "Если
ты мне сейчас спросонья отметишь BBC или радио
Свобода, убью на месте. Видела когда-нибудь
газету "Правда"? Неважно. Ставь галочку".
В каком-то из старших классов Гейдман писал
задание по геометрии на доске, и оно выглядело
непонятным. Казалось, пропущено условие, что
точка лежит на окружности. Я попыталась сказать
об этом. Гейдман, не глядя на доску, ответил:
"Фридман -- "два" в журнал. Учитесь читать
условие". Несколько человек возразили, что
вроде как действительно пропущено, и тоже
получили двойки. Гейдман сердился. (Мы и
в самом деле, бывало, условие читали
невнимательно, но это был не тот случай).
Он увидел, что Света Зюзина с недоумением
смотрит на доску и спросил ее яростно: "Света,
вы тоже чем-то недовольны?" Света ответила:
"На таких условиях, Борис Петрович, я всем
довольна". После этого еще несколько человек
получили двойки, а потом кто-то из безупречных
отличников, Махлин или Мисирпашаев, тоже рискнул
высказаться. Тогда Гейдман обратил внимание
на доску, вставил условие, что точка лежит
на окружности и принялся, ворча, зачеркивать
двойки: зачем-де их убирать, все равно скоро
контрольная... Тут он наткнулся на фамилию
"Зюзина" и сказал: "А Света Зюзина -- "пять".
Учитесь, как надо жить".
После 57 школы БП много лет проработал в 1543:
его туда заманил Завельский. В свое время
он мечтал написать, наконец, дельный учебник
по геометрии. Взявшись за это, постепенно
понял, что нужно начинать курс математики
с самого начала. Вот с начала и начал,
сейчас есть учебники 1-4 класс Гейдмана
с соавторами, все мои дети по ним учились.
Ни в какое сравнение Петерсон с ними не идет --
у Гейдмана некорректных задач не бывает.
Впрочем, сейчас начальство запретило оба учебника
за недостаток патриотизма.
Не знаю, понятно ли из этого текста, что
Гейдман (мой, во всяком случае) любимый учитель
математики в 57. То есть, скажем, Раф чудесный,
но у Рафа мы не учились.
БП привел в 57 школу З. А. Блюмину, о ней
я писала здесь (Н. А. Шапиро в свое время
кликнула клич о сборе материалов):
http://rus.1september.ru/article.php?ID=200800801
Рассказывать тут можно бесконечно. |
|