| |
[Jun. 18th, 2019|12:30 am] |
Вера Савельевна, секретарша (по официальной должности,
скажем, ведущий инженер; стоит десяти ведущих инженеров).
В случаях вроде этого говорят про следы увядшей
красоты (ей за восемьдесят) -- а я бы полжизни отдала,
чтобы увидеть ее хотя бы тридцатилетней. Может,
ошибаюсь, но всякий раз, как вижу ее, думаю о том,
что это должно было быть что-то фантастическое,
бац-и-наповал.
В последние годы было не очень со здоровьем, отчего
она начала говорить о том же, о чем вообще говорят
старушки (парамедицина, знаки и т. д.), и задерживать
разговорами. При этом речь у нее слишком правильная,
слишком литературная для таких тем; ради этого
иногда весьма крышесносного контраста всегда стараюсь
ее выслушать. Ну и потому, что она хорошая.
-- NN? Да вроде бы был у себя. Вы зайдите к нему.
Что, все-таки нет? Вы внимательно посмотрели?
Вы знаете, это он обиделся и ушел.
NN -- начальник никак не запомню чего, не то отдела,
не то подразделения, экспериментатор.
-- А на кого, -- спрашиваю, -- он обиделся?
-- На меня. К нам тут, видите, в ящик кладут газеты.
Люди стараются, пишут обо всем: про ювентологию...
вы знаете, что такое ювентология? Так вот,
ювентология -- здесь пишут -- отрицает старость.
Сейчас я вам прочитаю их классификацию, вы не
против?
-- Будьте добры, -- говорю.
-- От тридцати до шестидесяти лет -- первая молодость.
От шестидесяти до девяноста -- вторая. Потом начинается
третья молодость. А старости нет!
-- Спасибо, -- говорю, -- очень хорошая классификация.
-- Знаете, так прочитаешь, и как-то легче становится.
Пишут еще, что человеческий организм рассчитан на
сто пятьдесят лет и больше! А все болезни, это все
от неправильного питания. Той же точки зрения,
оказывается, придерживался Гиппократ.
-- А NN на это обиделся? -- спрашиваю.
-- Нет, он вообще обиделся, что я ему хотела что-то
отсюда прочитать. "Ну, -- говорит, -- если вы верите..."
-- махнул рукой и даже не стал продолжать.
Тут входит NN.
-- NN, вы ушли, потому что обиделись на Веру Савельевну,
а теперь вернулись? -- спрашиваю.
-- На кого я обиделся? -- удивляется.
-- На меня, -- говорит Вера Савельевна, -- вот из-за
этого, -- показывает ему газету.
-- Я, -- он говорит, -- ходил в столовую.
Потом мы открыли внутреннюю дверь в кабинет (на ней
висит бумажка с тремя иероглифами, которые читаются
как "Кингсеп" -- раньше это был его кабинет), поговорили
там, и на обратном пути меня снова задержала Вера
Савельевна. Она меня ждала, чтобы зачитать мне
еще какие-то соображения о травах, мошенниках
(остерегайтесь подделок!) и о здоровом образе жизни.
-- Вот вы говорите, это как раз и могут быть мошенники --
да, я понимаю, мошенники тоже написали бы "остерегайтесь
подделок!" -- но тогда, кому же верить? Если обманут
вас -- это кто-то другой обманет, а не верить людям
будете вы. Вот здесь сказано: "здоровое сердце без
лекарств", видите?
-- Это, кажется, реклама препарата "кардиоген"?
-- Но ведь они приводят его состав, откуда они что
взяли. Это в основном травы. И это правда, что
при здоровом питании, если еще использовать эти
травы -- не нужно лекарств. У меня была подруга,
технарь, окончила МАИ; она вообще не признавала
врачей. Правда... (задумывается) она умерла, и я
даже не поняла, как. Сядьте, Юлечка, я вам
расскажу эту историю. Это была моя подруга из тех
времен, когда мы еще все работали во ВНИИТИ...
Все лучшие мои друзья оттуда, но теперь их нет,
они умерли. А были мне ближе, чем родные.
Но вот умерли все, один за другим... Так вот,
врачам она не верила, жалела, что мужа им отдала,
считала, что прооперировали его не от того, от
чего нужно -- ведь и так бывает, верно? врачебная
ошибка -- и клялась, что никогда к врачам не пойдет.
Говорила: "Умру дома. И родных всех предупредила,
даже если я не буду соображать, чтобы не везли
меня в больницу". Все свободные деньги она тратила
на книги; огромные стеллажи, ими квартира была
заставлена целиком. Но там они не помещались и
лежали стопками всюду, на столе, на подоконнике...
Она сказала внучке: "Я тебя прокляну, если ты
не сохранишь библиотеку". Дети и внуки ее навещали
нечасто. Ей нужно было с кем-то говорить, и она
выбрала меня. Всякий раз это был не диалог, а монолог,
и к старости он становился все длиннее, два, три
часа, так, что ухо болело от телефонной трубки.
Но она была очень активная, бегала повсюду, покупала
книги.
И вот как-то она звонит мне, говорит: "Ты знаешь,
я упала, сломала шейку бедра... Я дошла до
дома, но теперь мне трудно вставать, я почти час
перед тем, как тебе позвонить, добиралась до телефона.
А главное, все время кружится голова. У тебя
не бывало такого?" -- Я говорю: "Конечно, бывало,
и тут главное -- срочно вызвать врача". -- "Нет, --
говорит, -- к врачам я никогда не пойду". -- "Хорошо, --
говорю, -- но кто-то должен быть с тобой. Дай мне
телефон твоего сына Олега, мне с ним нужно поговорить." --
"Ну, -- говорит, -- это потом". И начинает обычный
свой монолог. Два, три, четыре часа... я уже откладываю
трубку, потом беру снова... И это продолжалось так
долго, что к концу разговора я забыла, что так и не
взяла у нее телефон.
Через неделю я начала беспокоиться. Позвонила ей,
сделала много гудков, но трубку никто не брал. Ну,
думаю -- может быть, приехали дети, взяли ее к себе.
Но проходит месяц, и нет от нее вестей. Проходит
ее день рожденья, четвертое сентября. Она мне не
звонит, и когда я звоню ей, телефон молчит на ее
стороне. И вот как-то вечером я лежу, читаю, и вдруг
прямо на меня из открытого окна летит огромная черная
бабочка. И бьется мне в лицо. Я ее гоню, но она
не улетает. Я думаю -- ясно, она прилетела на свет.
Беру полотенце, начинаю ее гнать -- выгнала.
Ложусь читать. Бросаю взгляд на телефон. Сам он
белый, а на черном проводе, выходящем из трубки,
сидит черная бабочка. Сложила крылышки и позволила
себя взять. Я ее выпустила в окно. Но забеспокоилась
еще больше: мне показалось, что это знак. Попросила
дочь, говорю, съезди к ней, это Мосрентген -- там ведь
адрес такой, и улицы нет, Мосрентген, номер такой-то.
Он недавно стал Москвой. Нужно ехать на метро,
потом на двух автобусах. Дочка поехала туда и мне
звонит: "Мама, плохие новости". Соседи сказали,
что три недели назад приезжали к ней люди и ее
похоронили.
Дочь оставила в двери записку Олегу -- она его знает,
ведь мы дружили семьями: "Мама очень волнуется,
позвоните, пожалуйста, по такому-то номеру".
Но прошел почти год, а мне никто не звонил. |
|
|
