|
Oct. 6th, 2019|04:17 pm |
Свидетельство очевидца стоит очень мало, и нет ничего
разрушительнее добрых побуждений. Особенно сильна по
шестибалльной шкале торнадо "ложь во спасение".
В школах приемных родителей сообщают информацию, о которой
самому догадаться (по-моему) нельзя. В детском доме
сиротка или отказник ведет себя при знакомстве с будущей
мамой так, чтобы (как он/а это понимает) ей больше
понравиться. Когда его привозят в дом, обязательно
начинается что-то вроде адаптационного кризиса. Ребенок
делается ничем не умиротворяемым злобным зверем из ада,
и как оно пойдет дальше, вопрос терпения, уверенности
в себе и умении родителя быть альфа-доминантой в стаде
приматов. Это последнее штука довольно грязная, немодная
(и слава богу), обсуждаться вслух никогда не будет
и относится к числу эзотерических познаний секты приемного
родительства. Если вы этого не сможете, ребенок (без
вариантов) никогда не успокоится и счастлив не будет,
в поисках счастья может и убить, и изнасиловать, как
только подрастет и сил хватит. Быть альфа-доминантой
совершенно не значит лучше драться ремнем или ботинком --
кстати, если речь идет об обычной мамаше, ребенок, скорее
всего, легко ее победит на этом поприще, ну от возраста
зависит немного, но в этом направлении вроде как лучше
не пробовать.
Выйдя из кризиса, ребенок начинает применять навыки,
которые ему помогли выжить в детском доме. Он жесткий
манипулятор, и, манипулируя, выглядит ничуть не приятнее
глупого взрослого, занятого тем же -- на этой стадии оно
_не_ вызывает и не может вызывать умиления. Теперь он
не абсолютно разрушителен, во всяком случае, не намеренно.
Просто он хочет, чтобы мир вращался вокруг него.
Окружающие объекты (субъекты не окружают) либо
соответствуют этой схеме, либо будут устранены.
Сиротки, известные в литературе, росли в семье, их
любили там, обучали и читали им книжки -- а потом,
скажем, родителей расстреляли, а сиротки добавились
к социально близкому контингенту детских домов.
Реальным современным сироткам повезло меньше. То есть,
может быть, расстрелы вернутся, а отъем детей у
диссидентов уже возвращается, но до тех пор большинство
из них -- это сиротки, которых никто никогда не любил.
Они не просто приобретают способность к отвратительной
манипуляции (иначе они уже умерли) -- это в известных
условиях приобретают все за пренебрежимо малым исключением
-- но у них нет ничего кроме.
У многих воспоминания о сильнейшем эмоциональном контакте
сводятся к тому, что называют педофилией, и вообще-то
не зря. По этим историям (а не по истерической пропаганде
в жанре они-же-дети) видно, что педофилия _не_ есть
любовь к детям; Гумберт Гумберт, допустим, способен к
любви, с пенетрацией или без, а большинство людей, хоть
"нормальных", хоть фетишистов, хоть маньяков-убийц,
хоть педофилов -- не способны. Все равно у детей это
бывают лелеемые воспоминания -- хоть что-то, хоть как-то,
хоть кому-то небезразлично -- только ничего хорошего
на них не построишь.
Вот сейчас прочитала (ссылку давать неохота) рекламное
сообщение, сделанное с целью пристроить ребенка в семью.
Девочке одиннадцать лет, в магазине она ничего для себя
не просит, а просит только купить подарок другой девочке
из детдома, четырехлетней. Когда добрая журналистка
привела ее в макдональдс, девочка одиннадцати лет стала
заботливо расспрашивать, что принести журналистке, что
ее родной дочке, вскакивала, старалась услужить. До
пяти лет она жила дома (значит, любимица, любимиц долго
не отдают), потом побыла в детдоме, потом попала в
большую семью. Но приемная мама от нее отказалась.
На заставке в телефоне у девочки приемная мама со сводной
сестрой. На это смотришь, и невозможно сдержать слезы.
Про девочку, по стечению обстоятельств, немного я знаю.
Ей тринадцать. Путаница с возрастом была раньше, потому
что нашли ее в торговом центре, где ее оставила мама,
и по развитию записали двухлетней, а ей было четыре.
Но сейчас уже все документы исправлены, и причина ошибки
непонятна. Приемная мама от нее отказалась по настоянию
психиатров: сладу с ней не было, конечно, она орала,
дралась, мучила братьев-сестер, прицельно писалась,
воровала, по-взрослому приставала к прохожим, вымогая
у них подарки, и т. д. -- но это ходило фазами, а бывали
такие куски времени, когда она начинала азартно помогать
по дому, и делала это очень профессионально, в смысле,
убирала в квартире, мыла посуду. Ад вокруг нее
устраивался потому, что потребность во внимании
она удовлетворяла все более зверскими пакостями -- так
быстрее, а внимания нужно много и сразу. Разумеется,
она не могла допустить, чтобы кому-то другому дарили
подарки, устраивали день рожденья и т. д., но это,
сравнительно с прочим, мелочи, хотя в семье было несколько
других приемных детей, для которых это было все еще
жизненно важно. Упертая мама долго не верила, что у
девочки конкретно шиза, и пыталась по советам детских
центров ее больше обнимать и любить, но и с этим была
проблема, поскольку у девочки имелся лесбийский опыт
с воспитательницей, и объятия она норовила перевести
в тот режим, после которого дарят шоколадки. Хотя у нее
было не так и мало уже шоколадок. В общем, как-то маму
уговорили обратиться к психиатру, а когда одному не
веришь, то ко второму, а потом и к третьему, и в конце
концов те ей объяснили, что девочка опасна для других
детей, что у мамы нет той компетенции, которая необходима
для присмотра за пациентом с таким диагнозом. Она уже
и сил не имела, и чувство долга ее мучило, а потом оно
сменилось чувством вины -- в общем, я не знаю, как
выживают (если выживают) такие гиперответственные мамы,
и думать об этом не хочу. Дело не в них вообще-то.
А девочка действительно очень часто звонит бывшей
приемной маме по телефону и требует новых подарков,
ну и получает, конечно. И новых родителей тоже хочет
поскорее, "чтобы они меня везде водили и все мне
покупали".
Понятно, что тетя-волонтер-журналистка хочет, как лучше.
Поэтому врет про возраст и про остальное, и приемной
маме достается порция заслуженного негодования за ее
предательство. Но тетя ведь не может не знать про
диагноз, а он никуда не делся. Психиатром в детдоме
он не снят, а подтвержден. Проблема с ложью во спасение
в том, что она редко бывает ориентирована на спасение.
На самоутверждение обычно, или на иную выгоду для
спасающего.
Наблюдение в сторону -- если бы проектировщики
христианского ада утеряли ад и его чертежи, восстановить
его по местным реалиям ничего бы не стоило, загляни
в душу человеческую и вперед. А вот рай восстановить
труднее. Но по таким детям можно. В раю дождь подарков,
любая еда и очень много внимания: у других детей
(например, грешников) на твоих глазах все забирают
и тебе отдают, а они страдают, но признают, что тебе
положено и тебя надо обожать. И счастливы, если ты
кому-то из них бросишь что-нибудь тоже. (Многим
в таком раю плохо, конечно: большинству шимпанзе,
по-видимому, неуютно показалось бы -- делались опыты.
Но для них рай не проектируется.) |
|