|
Apr. 13th, 2022|08:54 pm |
Наука учит, что, слыша нечто, что нас устраивает, мы
спрашиваем себя "могу ли я в это поверить", а сталкиваясь
с тем, что противоречит нашей картине мира, спрашиваем
себя, "могу ли я в это не верить". Так работает
confirmation bias у тех, кто вообще испытывает потребность
хоть в каких-то аргументах. Это еще называется
motivated reasoning.
По-видимому, идея о том, что есть какая-то общая
реальность, что споры можно разрешать не только
божьим судом "кто первый встал, того и тапки",
была в свое время революционной.
Это кажется странным, поскольку речь как сигнальная
система должна была происходить от простых сигналов
у коллективных животных: "еда", "вода", "опасность".
Не видно необходимости врать -- наоборот.
На темной стороне науки речь считают возникавшей
как набор приказов внутри каннибаллистического сообщества,
приказов, обращенных от "хищников" к "овцам", более
или менее взламывающих железо в их голове. Особой
необходимости врать тоже нет. Ну, странно было бы
сказать: иди сюда, я тебя съем -- а потом
обмануть и не съесть.
Зато потребность врать может возникнуть как раз тогда,
когда появляется идея разрешать спор словами, использовать
слова как инструмент торможения агрессии, а не наоборот.
Поэтому (кажется) Ю. И. Манин доверяет трикстерам роль
двигателей развития речи.
Может быть даже, первые слова, первые речевые обороты,
способные побудительно воздействовать на сознание людей,
запоминались и всплывами в памяти как произносимые
теми, кто их изобрел (или достаточно часто произносил,
ср. "принцип Арнольда"). Поэтому такие люди могли после
смерти становиться богами и постоянно всем являться:
слово и само было богом.
То есть, функция "ориентироваться в реальности с помощью
речи" вовсе не первична по отношению к функции
"присоединиться к партии такого-то вруна, потому что
он врет так, что другие к нему присоединяются".
Это и называется "поверить".
(Если верующие полагают, что "уверовать" зато значит
что-то другое, я совершенно не против, мне это все равно.) |
|