| |
[Apr. 2nd, 2018|02:45 am] |
Мы плыли в сколотой ореховой скорлупке,
Внутри извилистой. На спичку был надет
Непрочный; нет, не так -- непоправимо хрупкий,
Как парус, сморщенный автобусный билет
(И звезды падали с прохожих эполет).
Ты как цветок была, и врали трубадуры,
Все с розами сличая нежный пол,
То смазывая линии фигуры,
То в кровь роняя шпагу, как глагол
(Тянулось "ля", и плакал колокол).
Конечно, лютня -- но не нужно лютни,
Достаточно и голосом твоим
По струнам, ветер станет бесприютней,
И паруса трепещут перед ним
(Плыл мальчик Стефан в Иерусалим).
Ты поднимаешь бурю, нам грозит
На волнах звука кораблекрушенье,
И прошлое у ног ложится тенью,
Как альбатрос, по палубе скользит
(И правда, у него нелепый вид).
Да, это ведь давно -- стояли возле гроба,
Смотрели на тебя, а Белла поправляла
У плеч твоих все в складках покрывало,
Чтоб ты не мерзла, чтоб тебе удобней
Лежалось там (ведь ветер рвался в залу).
Ты не простишь язычества; ну, хочешь --
Останься ангелом, здесь кружит ваша стая
У входа в март, когда сугробы тают
И рапортички звезд становятся короче
(Согласно циркулярам, между прочим).
И мне стучится в сон ореховый кораблик,
И компас-камертон, магнитная земля,
Сквозь звукоряд плывет серебряное "ля",
Октавой ниже брать и тросы нам ослабить,
Гуляя по волнам, велят учителя. |
|
|
| |
[Apr. 2nd, 2018|04:22 pm] |
В детстве казалось просто: сдержать слово,
подставить плечо другу в беде, сказать правду
в глаза, умереть за родину -- да неважно, за
что -- посвятить жизнь искусству, посвятить
жизнь науке, не выдать тайны под пытками.
Отдельно, позже, поскольку девочки обсуждали
Татьяну и Онегина в физкультурной раздевалке --
сбежать с тем / той, кого любишь, что бы про это
ни подумало общество -- но это-то настолько
просто, что и вовсе неинтересно.
Это, кстати, и сейчас кажется просто. (Есть
сомнения насчет пыток, по получении определенного
опыта -- но если недолго, то низкий болевой
порог в моем случае сделает их бессмысленными.)
Если что трудно, так это все остальное. |
|
|