|
[Dec. 2nd, 2022|04:27 pm] |
Показали мне кусок российских ток-шоу, где тетенька рассуждает о том, что РФ никак нельзя проиграть, даже случайно, а то всем российским гражданам будет Гаага, а ведущий отвечает ей -- да не будет, мол, никакой Гааги, просто весь мир в труху. Отчаянные люди, конечно. Вообще, интересная передача: "Или дайте нам повторить (нагнуть человечка, как на картинке), или мы поставим сапог на клавиатуру". Зареклась задаваться этим вопросом, но интересно же: как это воспринимают телезрители с мифом о России-освободительнице?
Потеряла я всякое соображение и перепутала все на свете, но зато вчера мы купили Витьке покетбук древнейшего образца взамен давно потерянного и сделали ему такую карточку, рав кав с фотографией, взамен, опять же, давно потерянной. Ее в автобусе к такому прибору прикладывают, и от этого делается билет. Она изготавливается на центральной автобусной остановке в маленьком помещении. Там я опять говорила на иврите. Мы пришли, и я спросила у кудрявой чернокожей дамы:
-- Вы говорите по-английски или по-русски?
-- Зачем? -- она пожала плечами. -- Ты говоришь на иврите.
-- А, да, -- говорю. -- Извините. Это мой сын, он потерял рав кав с картинкой. (Для убедительности я показала жестом картинку.) Вы можете... вы могли бы сделать...
Она потребовала у меня Витькин документ и стала печатать на компьютере. В той же комнате, дальше от входа, сидел пожилой иудей в кипе, хозяин этой конторы. У его столика стоял такой советский старичок, очень довольный и расслабленный. Мне показалось немного странным, что он говорил по-русски, а иудей в кипе отвечал ему на иврите, но в общем-то они увлеченно беседовали, все шло хорошо. К тому же, я решительно ничего не соображала.
Внезапно старичок подошел ко мне и сказал:
-- Девушка. Тут я говорю по-русски, а он -- на иврите. Может быть, вам помочь?
Я была тронута. Вот два человека понимают друг друга без слов, и один из них предлагает мне помощь.
-- Спасибо большое, -- говорю с чувством, -- но мы пока справляемся. Если будут проблемы, я обязательно вас попрошу!
Старичок почему-то расстроился. Он всплеснул руками и вернулся на свое место рядом с пожилым иудеем. Думаю -- как неудобно, он так хотел мне помочь, а я отказалась.
-- Иди, переведи ему, -- посоветовала мне кудрявая дама. -- Ему что-то нужно, а мы не можем понять.
Я побежала переводить, в ужасе от своей толстокожести.
-- Что вам нужно? -- спрашиваю старичка.
-- Проездной, -- он говорит. -- А он мне не дает.
-- Вот такой? -- спрашиваю по-русски, и лезу в кошелек, чтобы найти свой.
Пожилой иудей понимает меня без слов, открывает ящик, показывает старичку целую колоду карточек типа рав кав.
-- Такой, как эти? -- спрашивает на иврите.
-- Да! -- радуется старичок. -- На декабрь. Децембер.
(Проездных на месяц, естественно, не бывает.) Я рассказываю ему, что это здесь так не делается, а можно завести карточку, на которую иногда класть деньги. И, наверное, у него будет льготная карточка, раз он пенсионер.
-- Вы хотите такую? -- спрашиваю.
-- Конечно, -- он говорит. -- Я пенсионер. Как раз такая мне и нужна.
-- Он хочет такую, -- говорю иудею. Иудей тогда говорит:
-- Нужен документ. У него есть документ?
Перевожу. Старичок достает из карманов рулоны бумажных денег, потом где-то находит международный паспорт.
-- Паспорт годится?
Иудей говорит по-русски:
-- Давай.
Смотрит в документ и объясняет на иврите, что старичок (он 1939 года рождения) не должен вообще платить за проезд: будет просто прикладывать карточку. Но компьютер говорит, что она у него уже есть.
-- У вас, -- спрашиваю, -- была когда-нибудь такая карточка?
Пенсионер машет рукой:
-- Была когда-то. Давно, давно...
Я объясняю, что карточку нужно сделать опять, и иудей говорит, что нужно десять шекелей. Это я перевожу старичку, но старичок не слышит. Я нахожу в своем кошельке десять шекелей и протягиваю иудею. Он не берет.
-- Пусть он сам платит. У него есть деньги.
Я в отчаянии делаю еще одну попытку:
-- Вы знаете, нужно ЗАПЛАТИТЬ ДЕСЯТЬ ШЕКЕЛЕЙ!
-- А! Ха. Да я ему двадцать дам! -- говорит пенсионер.
Вижу, что они рассчитываются, тут меня зовет дама для дальнейших процедур, и я отхожу от их столика. Через какое-то время старичок опять приходит за мной.
-- Все, -- говорит иудей на мой вопрос, -- я ему все сделал.
-- Он может идти? -- спрашиваю.
-- Да, -- говорит, -- конечно.
Говорю это старичку. Он говорит:
-- А где моя карточка? Он мне ничего не дал.
Перевожу иудею, он говорит, что дал ему карточку.
-- Ничего у меня нет. Где эта карточка? Я не знаю.
Тогда я, под удивленными взглядами всех присутствующих (и своим собственным, вообще не понимаю, что это на меня нашло), лезу двумя пальцами в нагрудный карман старичка, набитый тоже бумажными деньгами. И с первого раза выуживаю оттуда новенький рав кав. Вручаю ему. Он не возражает, наоборот, доволен:
-- Вот! -- говорит. -- Это другое дело!
Только он не понимает, почему я не сделала так сразу, а заставила его ждать в этой комнате, где его никак не могли понять. Но пускай хоть бы и так. Витьке тоже дали его рав кав, и мы с ним почти сразу нашли выход из чудовищно огромного шоппинг-мола (обычно я там блуждаю подолгу в поисках выхода, езжу для этого с этажа на этаж).
Потом я ушла спать, а вечером ко мне были гости. Совершенно невозможной красоты. Правда, трава у них была так себе, от нее голова только сильнее болит. И действительность круче все равно. |
|
|