| |
[Feb. 16th, 2023|12:33 am] |
Я ходила сегодня на вечер поэзии.
Перед этим младший сын Витя мрачно мне сказал:
-- Я хотел купить молока, но вы мне не дали денег.
Так что я купил только один пакет.
Если бы мне не дали денег, я бы и того не купила.
Но Витя имеет особый скилл. Если ему говорят кассиры,
у вас, мол, не хватает одного шекеля, он отвечает:
"Спасибо!" и уходит. Я так и не поняла, нарочно он
это делает или нет. Но факт, что его никто не
останавливает. Когда он приезжал к отцу в Рио,
в магазине его всегда ставили (менеджеры) в очередь
в кассу для глухонемых. Там, собственно, и нет очереди.
Я сказала:
-- Давай я тебе сейчас дам денег на случай, если мы
до завтра не увидимся.
-- Почему сейчас? -- недовольно спросил Витя. -- Ты
что, уходишь?
-- Да, -- говорю.
-- А куда? -- спрашивает строго.
Я говорю:
-- На вечер поэзии.
-- А когда вернешься? -- он продолжает.
-- Не знаю.
Витя, помолчав, все так же мрачно заметил:
-- Могла бы и не ходить.
-- Понимаешь, -- говорю миролюбиво, -- если бы я туда не
пришла, то его бы не было.
-- Если человек чего-то не видел, -- отрезал Витя, -- то
для него этого не существует.
Я все-таки дала ему денег и ушла, раздумывая о том, какой
могла бы быть речевка юных солипсистов. Что-нибудь вроде:
Партия сказала,
Солсомол ответил: "Есть
Только я
И то, что мое сознание
На короткий миг
Извлекает из небытия".
Но это все, конечно, Вите не объяснишь, он человек другой
эпохи, хотя и солипсист.
Вот я нашла Ленкин дом, и там были люди здоровские и многие
непонятные, а я стеснялась спросить. Например, были двое
математиков, или во всяком случае один из них математик, из
Беркли, которых я должна была бы знать, но так и не сообразила,
кто они. Прекрасная из них половина сказала мне, что их
сюда направила ***, и спросила, знаю ли я ее. А *** как раз
адресат примерно всех моих рифмованных текстов, большей их
части. Поэтому я ответила: конечно, ведь *** одноклассница
Ирки Немировской.
Но сначала я познакомилась, наконец, вживую с поэтом Е. Никитиным,
который, между прочим, играет на гитаре, как бог, а также
с Ильей В., который еще и на саксофоне. Еще увидела Ленку
Стальгорову и познакомилась с ее одноклассницей. Потом я разлила
на пол красное вино, и сразу после этого мы с Надей Л. опрокинули
кресло, но если бы не я, у нее ничего бы не вышло. Это
чрезвычайно большое кресло, и до сих пор его никто ни разу
не опрокидывал. Хозяйка дома была так впечатлена моими
акробатическими способностями, что дала мне глинтвейну.
А Наде, по-моему, ничего не дали, потому что она только
мне помогала.
Потом я стала читать стихи. Мне очень нравилось, как я это
делаю, но, по-видимому, больше никто ничего не понимал -- все
просили помедленнее, некоторые даже плакали. В конце концов
процессом взялась руководить Аня Р., и дело пошло на лад.
В перерыве мне дали соленую хурму: украли ее из пиалы
у известного поэта Г. Каневского. Я ее уронила на свою
поэзию, а потом взяла пальцами и съела. Это всех потрясло,
потому что там никто не умел есть пальцами, у всех, даже
у поэтов, были такие зубочистки. (Миша К. всегда покупает
зубочистки накануне поэтических вечеров, а то, говорит,
современная поэзия на зубах сильно вязнет.) Больше ничего
не дали, потому что перерыв кончился.
Приходил взъерошенный черный кот с немым вопросом в глазах,
трогал меня плечом, как бы желая убедиться, что эта херня
ему не примстилась, мотал головой и уходил снова.
Потом мои стихи взялся читать Женя Никитин. Я однажды,
еще до войны, попыталась попасть на его собственные чтения
в музее Цветаевой. Но это не вышло, потому что билеты
оказались распроданы. Думала, вот теперь послушаю.
Хуй там. Но всем очень понравилось, как Женя читал (мне
тоже), и мне сказали, вот, мол, видишь, как надо. Даже
кот сидел тихо. И кресло не переворачивалось. Я бы
так не смогла.
Потом Илья В. спел под гитару песню на мои тоже стихи,
как некий пьяный сатир, и я опять чуть не захлебнулась
от зависти. Столько лет я уже мечтаю научиться играть
на гитаре, и все без толку.
Потом они принялись зажигать вдвоем, с гитарой и джазовым
духовым инструментом, ну тут я от зависти вообще чуть
не лопнула. Как они нравились девушкам, это страшно
сказать. Красивая Софья Нотариус плясала под музыку,
а ее ослепительная дочь плясать отказалась, я, говорит,
еще недостаточно пьяная для этого. К сожалению, ее
не успели достаточно напоить.
Потом мне дали клубнику и еще вина, и Аня Р. дала мне
мороженого, но я даже не успела заляпать скатерть,
потому что пришла Ирка Немировская (как она сказала --
в безопасное время, она терпеть не может поэзию,
вообще должна сказать, что в ней мало возвышенного).
Мне пришлось идти с ней домой, как она ни отбивалась:
кто-то ведь должен был проследить, чтобы она не заснула
по дороге. Так что они с Леной С. и Яной проводили
меня практически до дома -- дело в том, что Ирке очень
нравится моя улица, она похожа на бульвар, а других
бульваров в Реховоте нет. Сама она живет черт знает
где, в аду, наверное, у нее под окнами круглые сутки
работает рота газонокосилок. Собственно, и окон-то
у нее нет, она живет на балконе. Она рассказывала
про свой детский сад, куда она устроилась работать,
чтобы практиковать иврит. Трехлетние дети говорят
слишком хорошо, так что ее определили к детям на
полгода помладше. Русские воспитательницы из Ташкента
учат их ругаться матом, а Ирка и того не умеет. Я, во
всяком случае, никогда от нее ни одного нормального
слова не слышала, хотя учу ее постоянно -- все без толку.
Ну а гости Ленки К. не заметили нашего отсутствия,
конечно: они и до сих пор пьют известно за что,
играют музыку и пляшут, наверное, уже перевернули
всю мебель. |
|
|