| Камень падал только в эпоху модерна |
Feb. 19th, 2004|05:52 am |
О лекции в Музее Маяковского 18 февраля.
Не все технические находки организаторов
были нам понятны, но, если никто не жалуется,
значит, так надо. Зал был переполнен, мы
с удовольствием сидели на лесенке, правда,
Дима Каледин все вынимал ногу из ботинка,
потому что на этом ботинке стоял или сидел
его правый сосед. Этот сосед был студент,
и в зале, кажется, вообще стояло по студенту
на каждом ботинке -- аудитория сильно помолодела
и числом увеличилась. На сцене висел белый
экран, и некоторых слушателей посадили на
сцене же. Убрали свет, дали трансляцию,
и на экране изобразились сообщения о том,
почему Windows 1998 не может начать работу,
стекая вниз по щекам этих слушателей.
В зале раздавался смех пользователей
виндовз.
Дугин прочел блестящую лекцию, называлась
она "Постпространство и черные чудеса" --
началась черными чудесами и кончилась
постпространством.
Дугин говорил о том, что два вопроса "почему"
и "зачем" вроде и похожи, а на деле совсем
различаются. "Зачем" отвечает парадигме
традиции, премодерна, "почему" -- парадигме
модерна, а постмодерн не знает ни "почему",
ни "зачем".
В понимании традиционного общества явление
есть, и оно имеет цель, а вот причины за
ним могут стоять самые разные. Человек
вышел на улицу, поскользнулся, упал и умер;
целью этого эпизода является смерть. Так
что он мог бы и не выходить на улицу, а
спокойно захлебнуться, например, в ванной;
телеология не станет пытать его, почему.
Учение Аристотеля телеологично, Сократ
тоже хороший, а все свинство, по мысли А. Г.,
идет из Абдеры. "Куда ни плюнешь, -- Дугин
рассказывал, -- обязательно попадешь в Абдеру."
Демокрит и прочие фракийские отморозки,
говорил А. Г., имея в виду атомистов,
фактически ответственны за модерн.
Модерн интересуется каузальным детерминизмом:
если мы знаем причины, можем предсказать и
последствия. "Две частицы столкнулись,
вылетела третья, и вот причина; но если спросить,
зачем она вылетела, в ответ пожмут плечами и
скажут, что вопрос некорректен."
Человек традиционного мира жил в окружении
чуда: даже если он был раб, строил пирамиду,
и ему было очень грустно -- стоило ему
остановиться, он начинал хохотать. Молоток
какой-нибудь, гвоздь или собственный палец
были совершенно поразительными, и некуда
бежать от переполнявшего бытия.
Монотеистические религии не то чтобы вовсе
лишили мир чуда, но выделили одно-единственное,
возможно, с присущей ему телеологией -- а
после этого чуда, то есть, сотворения мира,
пустили его развиваться каузально-детерминистски.
Христианство, по мысли А. Г., возвращает чудо:
все, что связано с эсхатологией, отрывается от
детерминизма, образует второй онтологический
круг, в котором есть и чудо, и цель.
В модерне чуда нет.
"Что делал тот ученый, который показывал
публике приборчик, он крутит в нем ручку, и
там хлещут молнии? Он разубеждал не
креационистов, не сторонников монотеистических
религий, а тех, кто еще на самом деле сохранил
сознание пре-модерна. Что он говорил -- вот,
бог так крутит, и я могу. У креационистов
с молниями полная ясность, ангельские
воинства, воюют на небесах, значит, бьют молнии..."
Что касается постмодерна, то в нем возвращается
чудо. "Почему" больше не интересно, каузальные
препоны все сняты. Но неинтересно и "зачем" --
чудо не имеет цели. Это даже ему и запрещено.
Если произошло чудо, которое могло бы на что-то
указывать, к чему-то вести -- оно отменяется.
Если в модерне камень по закону Ньютона всегда
падал вниз с ускорением g ("Камень, -- предостерег
от недоразумений А. Г. -- падал вниз только
в эпоху модерна,") то теперь пробка от пива
"Тинькофф" может отрываться и улетать куда-то
на небо, а зачем она это делает, почему --
а вот, полетела. Лишенные телеологии,
целеполагания, реальность постмодерна образуют
черные чудеса.
В традиционном обществе камни, конечно, тоже
не падали. Если посмотреть мифологию камня,
говорил А. Г., мы увидим, что у камней была
своя напряженная жизнь. На них плавали --
некий преподобный приплыл на камне издалека
и основал обитель -- ездили и летали, в них
входили, как Мерлин, из них рождались, как
Митра. Но здесь была телеологическая подоплека,
а теперь она строго запрещена.
Говорить о какой-либо цели можно только
опосредованно, через причинность: чудеса
нужны потому, постмодерн существует (хотя
его нет), что иначе люди постмодерна,
которых окружает постоянная скука, сползут
на дно и вмажутся в черный бетон. Что-то
должно постоянно отвлекать их внимание,
иронично подергивать за ниточки остаточной
онтологии, вампирически вытягивать то, что
еще осталось. Снежный человек -- вроде он
похож на нас, но другой, и вот ходит зачем-то,
и можно писать о нем репортажи, устраивать
на него облаву или фотографировать.
На этом я убегаю, и запишу дальше, только
если кому-нибудь интересно. Однако, какие-то
студенты писали для себя что-то на минидиск,
и должны быть конспекты; возможно, где-то
оно будет выложено. Из почтительных пожеланий:
хорошо бы, чтоб было больше места, потому что
слишком много людей.
|
|