Камень падал только в эпоху модерна |
Feb. 19th, 2004|05:52 am |
О лекции в Музее Маяковского 18 февраля.
Не все технические находки организаторов были нам понятны, но, если никто не жалуется, значит, так надо. Зал был переполнен, мы с удовольствием сидели на лесенке, правда, Дима Каледин все вынимал ногу из ботинка, потому что на этом ботинке стоял или сидел его правый сосед. Этот сосед был студент, и в зале, кажется, вообще стояло по студенту на каждом ботинке -- аудитория сильно помолодела и числом увеличилась. На сцене висел белый экран, и некоторых слушателей посадили на сцене же. Убрали свет, дали трансляцию, и на экране изобразились сообщения о том, почему Windows 1998 не может начать работу, стекая вниз по щекам этих слушателей. В зале раздавался смех пользователей виндовз.
Дугин прочел блестящую лекцию, называлась она "Постпространство и черные чудеса" -- началась черными чудесами и кончилась постпространством.
Дугин говорил о том, что два вопроса "почему" и "зачем" вроде и похожи, а на деле совсем различаются. "Зачем" отвечает парадигме традиции, премодерна, "почему" -- парадигме модерна, а постмодерн не знает ни "почему", ни "зачем".
В понимании традиционного общества явление есть, и оно имеет цель, а вот причины за ним могут стоять самые разные. Человек вышел на улицу, поскользнулся, упал и умер; целью этого эпизода является смерть. Так что он мог бы и не выходить на улицу, а спокойно захлебнуться, например, в ванной; телеология не станет пытать его, почему.
Учение Аристотеля телеологично, Сократ тоже хороший, а все свинство, по мысли А. Г., идет из Абдеры. "Куда ни плюнешь, -- Дугин рассказывал, -- обязательно попадешь в Абдеру." Демокрит и прочие фракийские отморозки, говорил А. Г., имея в виду атомистов, фактически ответственны за модерн.
Модерн интересуется каузальным детерминизмом: если мы знаем причины, можем предсказать и последствия. "Две частицы столкнулись, вылетела третья, и вот причина; но если спросить, зачем она вылетела, в ответ пожмут плечами и скажут, что вопрос некорректен."
Человек традиционного мира жил в окружении чуда: даже если он был раб, строил пирамиду, и ему было очень грустно -- стоило ему остановиться, он начинал хохотать. Молоток какой-нибудь, гвоздь или собственный палец были совершенно поразительными, и некуда бежать от переполнявшего бытия.
Монотеистические религии не то чтобы вовсе лишили мир чуда, но выделили одно-единственное, возможно, с присущей ему телеологией -- а после этого чуда, то есть, сотворения мира, пустили его развиваться каузально-детерминистски. Христианство, по мысли А. Г., возвращает чудо: все, что связано с эсхатологией, отрывается от детерминизма, образует второй онтологический круг, в котором есть и чудо, и цель.
В модерне чуда нет.
"Что делал тот ученый, который показывал публике приборчик, он крутит в нем ручку, и там хлещут молнии? Он разубеждал не креационистов, не сторонников монотеистических религий, а тех, кто еще на самом деле сохранил сознание пре-модерна. Что он говорил -- вот, бог так крутит, и я могу. У креационистов с молниями полная ясность, ангельские воинства, воюют на небесах, значит, бьют молнии..."
Что касается постмодерна, то в нем возвращается чудо. "Почему" больше не интересно, каузальные препоны все сняты. Но неинтересно и "зачем" -- чудо не имеет цели. Это даже ему и запрещено. Если произошло чудо, которое могло бы на что-то указывать, к чему-то вести -- оно отменяется. Если в модерне камень по закону Ньютона всегда падал вниз с ускорением g ("Камень, -- предостерег от недоразумений А. Г. -- падал вниз только в эпоху модерна,") то теперь пробка от пива "Тинькофф" может отрываться и улетать куда-то на небо, а зачем она это делает, почему -- а вот, полетела. Лишенные телеологии, целеполагания, реальность постмодерна образуют черные чудеса.
В традиционном обществе камни, конечно, тоже не падали. Если посмотреть мифологию камня, говорил А. Г., мы увидим, что у камней была своя напряженная жизнь. На них плавали -- некий преподобный приплыл на камне издалека и основал обитель -- ездили и летали, в них входили, как Мерлин, из них рождались, как Митра. Но здесь была телеологическая подоплека, а теперь она строго запрещена.
Говорить о какой-либо цели можно только опосредованно, через причинность: чудеса нужны потому, постмодерн существует (хотя его нет), что иначе люди постмодерна, которых окружает постоянная скука, сползут на дно и вмажутся в черный бетон. Что-то должно постоянно отвлекать их внимание, иронично подергивать за ниточки остаточной онтологии, вампирически вытягивать то, что еще осталось. Снежный человек -- вроде он похож на нас, но другой, и вот ходит зачем-то, и можно писать о нем репортажи, устраивать на него облаву или фотографировать.
На этом я убегаю, и запишу дальше, только если кому-нибудь интересно. Однако, какие-то студенты писали для себя что-то на минидиск, и должны быть конспекты; возможно, где-то оно будет выложено. Из почтительных пожеланий: хорошо бы, чтоб было больше места, потому что слишком много людей.
|
|