|
Dec. 9th, 2008|05:38 pm |
5. Как я уже говорил, тексты будущего Нового Завета были наспех (явно в пылу полемики с «маркионитами» и прочими «гностиками») состряпаны их оппонентами из «кусков» более древних христианских текстов, в которых изначально не присутствовало никакого «иудео-христианского синкретизма». Однако уже намного позже их написания (т.е. после утверждения новозаветного канона как единственно истинного для христианина) эти тексты перестали играть какую-либо полемическую роль и стали, пусть и помимо воли их прямых создателей, инструментами кровавых репрессий против «еретиков», на преследование которых с преследования самих христиан переключились власти Рима (христианские ереси, основанные на текстах, не включенных в новозаветный канон, были юридически приравнены к государственной измене, и уже в 385 году был подвергнут пыткам и казнен первый «еретик» – Присциллиан; об этой до сих пор во многом загадочной фигуре см. здесь: http://mkaz.shu.ru/publ/ambrose/ch_12.htm).
Видный российский исследователь Нового Завета С.В. Лёзов (заметим, скептически относящийся к гностической традиции, что для нас особенно важно) в своем докладе «О непроисхождении христианства из иудаизма», прочитанном им на философском факультете СПбГУ зимой 2000 года (и который я тогда с удовольствием послушал и задал его автору пару вопросов) говорил: «Согласно преобладающему в науке допущению, до 70 г. «христианское движение» было сектантским направлением внутри иудаизма. Но как раз это не вполне подтверждается документами… Вместо привычной модели, предполагающей постепенное и непрерывное («некатастрофическое») развитие от палестинской еврейской группы сторонников Иисуса в первое тысячелетие после его гибели – через промежуточные этапы – к judenfrei церкви язычников в конце первого – первой половине второго вв., к церкви «кафолических посланий» НЗ, Игнатия Антиохийского, Юстина Мученика и др., я бы предложил модель, в центре которой – представление о разрыве постепенности, «непроисхождение». (См. также его книгу «История и герменевтика Нового Завета», М., 1996.)
Касаясь вышеупомянутой традиционной, точнее, так или иначе детерминированной конфессионально (и атеизм здесь – не исключение) науки, отметим, что она опирается на те представления о формировании синоптической новозаветной традиции, согласно которым Евангелия от Марка, Матфея и Луки «произошли» из общего для них протографа, таким образом, эти три Евангелия – три версии одного текста, и первично здесь Евангелие от Марка (якобы созданное в 80-е гг. первого столетия), тогда как Матфей и Лука созданы на основе Марка и так называемого «источника Q», напоминающего гностическое Евангелие от Фомы. Однако, опираясь, в частности, на исследования американца Чарльза Уайта («История христианской религии до двухсотого года», 1900, русские фрагменты опубликованы на вышеупомянутой «Страничке о гностицизме») и на работу Джона Нокса «Маркион и Новый Завет» (1942), мы можем утверждать, что первым из новозаветных Евангелий было как раз Евангелие от Луки, представляющее собой более пространную версию сохраненного Маркионом изначального Евангелия Господа. Два прочих синоптических Евангелия, как и Деяния Апостолов, где на основе фантазий Иринея и ему подобных была, в том числе, выведена своего рода карикатура на Иисуса – Симон Маг – были написаны уже «по следам Луки», который, как и Марк и «Матфей», скорее всего, никогда не существовали как реальные личности, и эти Евангелия, таким образом, были написаны «группой товарищей». Не забудем, что согласно сохранившимся отзывам о древнехристианском «Евангелии от Матфия» оно не имело почти ничего общего с современным «Матфеем». Все три Евангелия были созданы, таким образом, не ранее второй половины второго века, а вовсе не в «восьмидесятом году нашей эры и в последующие годы».
|
|