alexxxgor: Поэзия по памяти. Общество мертвых поэтов

Музыка:	Susumu Yokota "Sakura"
Entry tags:	личное

Поэзия по памяти. Общество мертвых поэтов

Время от времени вспоминаю стихотворение Тютчева «Silentium!». Собственно, и не забываю уже много лет, с тех пор как прочел впервые в школьном возрасте. И по сей день пишут сочинения-рефераты по нему, например, вот такой текст выдал поиск.

Память на мои же стихи у меня неважная. Только те припоминаю дословно, которые относительно недавно были на слуху – это в последние годы касается песен, текстов к ним. Но песен немного. Порой всплывает в голове лишь сама мысль, породившая прежний стих, и некоторые отдельные строчки. Есть ли в этом ностальгия и сожаление? Мне пришлось найти точный текст под этим вопросом-заголовком в моем архиве.

* * *

Lament?

Выучить иностранный язык
лишь для того, чтоб лучше понимать
этикетки на жрачке, шмотках и прочем
или чтобы залезть в Интернет.

Доказать кому-то, что ты мужик,
лишь для того, чтоб, вспоминая чью-то мать,
водкой заливать черный омут ночи
в какие-то шестнадцать лет.

Быть атеистом, но поверить в чудеса
лишь для того, чтоб не сойти с ума,
когда дней серых вдруг придавит череда,
как будто бы могильная плита.

Однажды полюбить те серые глаза
лишь для того, чтобы понять: в душе зима
обосновалась прочно, может, навсегда.
И значит, будет все уже совсем не так.

Я не хотел.

* * *

Последняя фраза на самом деле имеет более широкий смысл. Так неполно и категорично я дал ее тогда, потому что так думал и писал тогда, 10 лет назад. Это для краткости, для отсечения лишнего. Тут надо понимать: наверное, иначе бы хотел, но так сложилось; все ж таки судьба, времена, бытие – насколько мы вообще можем влиять на них, вот вопрос…

А еще в то время я забавлялся с формой стиха: здесь вот, как может заметить внимательный читатель, рифмуются построчно между собой сами строфы, рифма идет через три строки уже в другом блоке, по сути отдельно и почти не слышимо, показывая нарочитую условность такой структуры.
Игры разума, скрытые смыслы и формы, концептуализм – меня это занимало. В конечном итоге я, помнится, однажды дошел до того, что построил стих на совершенно хаотичной рифме: по факту каждая строка в нем имела рифмованную себе, но общий строй не прослеживался, он был сильно изломан, размазан по всему объему. Также был опыт зеркальной структуры стиха: как по горизонтали, так и по вертикали. Всякие были опыты…

Но что в них проку? – если спросить с позиции реалий сегодняшних. Да уже и тогдашних. Раз в 90-х стали поговаривать, что рок-н-ролл мертв, то уж поэзия была мертва давным-давно. Парадоксально, но мне ситуация кажется такой.
Стихи пишут по сей день, и наверное, даже есть весьма неплохие. Только поэтов почти не осталось. Или они слишком быстро угасают, еще в самом начале, или не вырастают дальше на нынешней почве. То, что имеется, это не совсем поэзия, а более рифмоплетство. Потому что поэт – не тот, кто может рифму сложить и метафору красивую найти. Поэт, прежде всего, иначе чувствует бытие, более тонко. Он более восприимчив. У него порог чувствительности гораздо ниже. Следовательно, он более уязвим для ударов внешней среды.

В свое время, будучи несколько вхож в когорту молодых авторов под крылом заброшенных, уже издыхавших провинциальных писательских организаций, я познакомился с одним по-своему талантливым юношей, который сам не стеснялся называть себя «ремесленником от поэзии». Теперь даже не припомню, как его звали, а ведь он, чего доброго, сегодня наверняка имеет какое-нибудь «имя» в поэтических кругах. Я сразу понял, что мне недоступно его мастерство: настолько красиво, и легко, и точно излагать.. чужие мысли... и чужие чувства. Потому как своих у него не водилось. Но писал он чертовски хорошо уже тогда. Только поэтом был я, а не он. Ведь это я со своими любовными страстями выдирал из самого сердца кричащие и отчасти неказистые откровения, лез в петлю и смотрел в пропасть с крыши многоэтажки; я продавал душу по рыночному курсу и покупал любовь за баксы; я валялся под ногами прохожих вместе с нищими; я умирал в муках и возвращался из небытия в ярости. И я писал обо всем этом, как умел, без оглядок на каноны и авторитеты.

В конце 20-го века поэтам выжить стало слишком сложно, у нас и подавно. Таким индивидам генетических запасов жизненной энергии стало явно не хватать. В изменяющемся новом мире, который становился все более жестким, поэты оказались просто не жизнеспособны. Их питательная среда истощилась. Да, они где-то частично изменялись, подстраивались, принимали новые обличья, но таким образом лишь теряли себя и собственно поэзию. Появилась ли на смену «старой» какая-либо «новая» поэзия? Хм, здесь я выражаю скепсис. Похоже, осталось лишь «общество мертвых поэтов».
Ну что еще не перепробовали? Я сам пытался на практике исследовать какие-то новые формы, новые контексты, новые приемы. И всегда в глубине души я понимал, что это не главное. Вообще, выражение вовне – не суть поэзии. Важнее – восприятие. А оно в актуальной реальности чаще всего поэта очень быстро и жестоко убивает, как в переносном, так подчас и в буквальном смысле. Либо он успевает найти какой-то компромисс, в чем-то отказаться от себя ради самосохранения.
Однажды я отказался.

Возможно, и потому, что понял собственную ограниченность, недостижимость там чего-то значимого (и для себя самого тоже). Посмотрел правде в глаза, чего уж там скрывать. Хотя кое-какие оставшиеся ценители из провинциальной литературной среды намекали, что я вероятно мог бы.. если бы да кабы… Но когда тульский мэтр Григорий Вихров обратил на меня внимание и затеял со мной специальную беседу на эту тему, во мне уже вызревало скорое решение. Я высказал его.
Много ли кто потерял от того? Едва ли. Меня тогда уже больше манило Молчание, притягивала Тишина, привлекала Невысказанность. Пробелы меж словами и смысл между строк стали значить больше. У меня уже было произведение «Слушаю», состоявшее из двух строк приглашения к читателю высказать его мысли и десятка пустых строк-многоточий (куда читатель мог бы вписать свои строки или просто поразмышлять, глядя на эти пробелы, то есть пустые знаки, знаки Пустоты). Было немало работ с явными или скрытыми отсылками к Дзэн и всему такому. Немало работ, изнутри исследующих актуальную молодежную субкультуру, говорящих на этом языке, несущих эти новые образы в остро-социальном преломлении, в максимализме юности.

Инерционные старики-ретрограды – местные «маститые» литераторы – это не переваривали. Они вообще ничего не могли понять в адском котле 90-х и были растерянны, настороженны, наглухо закрыты. Я не видел смысла что-то кому-то доказывать, пытаться куда-то пробиваться, до кого-то донести. Да, поначалу хотел, в какой-то отрезок времени. Но тогда меня не заметил никакой продюсер, как Дельфина сотоварищи (еще до «Мальчишника»). И потом меня уж подавно не заметил Вознесенский, как того же Дельфина (после «Мальчишника»). Теперь звучит как банальность, но я тогда ему серьезно завидовал, хотя как-то исподволь, скрытно даже для себя самого. Было дело. Сейчас не совсем так. Правда, он таки делает ровно то, что хочет. А я не делаю. Но я уже не знаю, чего именно хочу и хочу ли чего-то в этом плане. Разве что поностальгировать иногда.